Русь от нашествия до «ига». 30–40 гг. XIII в. - страница 77
На просьбы венгерского короля смотрели с вниманием, но с реальными действиями временили. Для многих противостояние с монголами воспринималось как дело одной только Венгрии[541], за пределы которой захватчики пока не выходили, а если небольшие отряды и забредали, то их быстро и без особого труда уничтожали[542].
Венецианцы, например, гордились тем, что благородство не позволило им нанести удар в спину венграм, напасть на них, пока Венгрия сражается с язычниками. Венецианский хронист Андрей Дандоло писал по этому поводу: «Лишь из внимания к христианской вере венецианцы не причинили тогда [венгерскому] королю вреда, хотя многое могли против него предпринять»[543].
Другой ближайший венгерский сосед не был столь изысканным в вопросах веры и чести. Он просто захватил в плен несчастного Белу и потребовал выкуп. Этим героем был уже упоминавшийся выше австрийский герцог Фридрих, экзотический союзник Даниила Галицкого. В качестве выкупа он потребовал от короля 10 тысяч марок, а когда деньги были обещаны, захватил у Венгрии в качестве залога три западных приграничных комитата (Шопрон (Sopron), Мошон (Moson), Пожонь (Pozsony)). Всех бежавших под монгольским давлением жителей из соседних стран он грабил и облагал высокими поборами[544].
И все это происходило в 1241 г., в период продолжавшегося разорения Венгерского государства. Но, несмотря на пассивность союзников, разгром королевской армии, исчезновение титулованных руководителей, сопротивление рядовых людей внутри страны продолжалось. Когда отступающие дружинники провозили через Пешт тяжело раненного под Шайо хорватского герцога Кальмана, тот призывал горожан не оказывать сопротивления интервентам, положиться на их добрую волю и милость. Однако жители не последовали совету. Они не открыли ворота и выдержали трехдневный штурм, после чего все были вырезаны[545].
«Во время резни стоял такой треск, будто множество топоров валило на землю мощные дубовые леса. К небу возносился стон и вопль рыдающих женщин, крики детей, которые все время видели своими глазами, как беспощадно распространяется смерть. Тогда не было времени ни для проведения похоронных церемоний, ни для оплакивания смерти близких, ни для совершения погребальных обрядов. Грозившее всем уничтожение заставляло каждого горестно оплакивать не других, а собственную кончину. Ведь смертоносный меч разил мужей, жен, стариков и детей. Кто смог бы описать этот печальнейший из дней? Кто в состоянии пересчитать стольких погибших? Ведь в течение одного дня на небольшом клочке земли свирепая смерть поглотила больше ста тысяч человек. О, сколь же жестоки сердца поганого народа, который без всякого чувства сострадания наблюдал за тем, как воды Дуная обагрялись человеческой кровью» (Фома Сплитский)[546].
Ожесточенное сопротивление захватчики встречали повсеместно в Венгрии. Батый вынужден был изматывать свои войска в локальных столкновениях, штурмах малых крепостей на обширной территории. Численность войск снижалась, а их пополнение, судя по всему, было скудным. Приходилось сокращать область действия и концентрировать силы. К лету 1241 г. армии правого и левого крыла после обширного охвата далеких земель вновь сошлись в среднем течении Дуная.
Возглавлявшие левое крыло ханы Кадан и Бури ещё из-под Галича направились в Трансильванию, где, по сообщению Рашид-ад-Дина, провели три победоносных сражения[547]. Они появились 31 марта у Родны, 2 апреля — у Бистрицы (Бестерце), заняли Колочвар и затем двинулись на Варадин (румын. Орадя (Oradea), нем. Гросвардейн (Großwardein)), который взяли после упорного и кровопролитного штурма[548].
Другой маршрут проделал хан Бучек в сопровождении некоего «Бохетура» (Субэдея или Бурундая). По сообщению Рогерия, они «вместе с другими вождями, переправившись через реку, именуемую Серет, вторглись в землю половецкого епископа и, победив людей, которые собрались на битву, приступили к ее полному завоеванию»[549]. Монголы прошли Молдавию и обрушились на Семиградье, захватили и разорили такие города, как Дьюла-Фехервар (Вейсенбург), Темешвар, Арад, Перг
