Русь и Польша. Тысячелетняя вендетта - страница 121

А вот мнение Бека о СССР: «В высказывании, записанном послом Рачиньским 29 ноября 1938 г., Бек отметил, что „Советское государство вступило в такой период времени, который для любого западноевропейского государства был бы опасным. Но Россия, — говорил Бек, — реагирует на все совершенно специфическим образом. Поэтому нынешнее состояние может там продолжаться еще довольно длительное время“»[172].

Да и сам посол в Москве Гжибовский осенью 1938 г. писал Беку: «О стабилизации отношений [в СССР] не может быть и речи. Более или менее серьезный вооруженный конфликт, думаю, не по силам России».

В 1939 г. Бек говорил дипломату Старженьскому: «Не думаю, чтобы в течение долгих лет нам что-либо угрожало со стороны нашего восточного соседа. Он слишком слаб, чтобы по собственной инициативе начать военные действия. Ни одно государство не выдержит того, чтобы каждые несколько лет расстреливать свои военные и политические кадры. У нас с Россией договор о ненападении, и этого нам достаточно»[173].

Заместитель Бека вице-министр Я. Шембек в инструкции для польских дипломатических представительств 5 мая 1939 г. писал: «В случае вооруженного конфликта в Европе Советы постараются избежать ситуации, когда они с самого начала окажутся непосредственно втянуты в конфликт всеми своими силами, и попытаются сохранить максимум неиспользованных сил на критический момент войны»[174].

Польский историк Марек Корнат, доцент кафедры истории тоталитарных систем, писал: «Убежденность польских политиков и дипломатов в нейтралитете СССР в надвигающейся войне сопровождалась интересным предположением. Оно основывалось на том, что если разразится Вторая мировая война (а это не считали предрешенным вплоть до 23 августа), то она будет иметь вид длительного европейского конфликта, имеющего, как и Первая мировая война, несколько этапов. В такой обстановке предполагалось, что в интересах Советского Союза будет сохранить нейтралитет на начальном этапе грядущей войны, чтобы сэкономить силы для заключительного этапа. Из этого следовал вывод, что в начале европейской войны Польша может рассчитывать на нейтралитет СССР и на сохранении статус-кво на всей восточной границе»[175].

1 сентября 1939 г. германские войска вступили на польскую территорию. Британский премьер Невиль Чемберлен два дня колебался и лишь утром 3 сентября объявил в палате общин, что Англия находится с 11 часов утра 3 сентября в состоянии войны с Германией. «Палата общин, — заметил английский историк Тэйлор, — силой навязала войну колебавшемуся английскому правительству». В тот же день, в 17 часов, объявила войну и Франция.

Замечу, что англичане и французы могли в первый же день войны начать с воздуха разрушение германских промышленных центров. К началу войны англичане имели в метрополии 1476 боевых самолетов и еще 435 самолетов в колониях. И это не считая морской авиации сухопутного базирования. На шести английских авианосцах базировался 221 самолет.

В английской бомбардировочной авиации были подготовлены к боевым действиям 55 эскадрилий (480 бомбардировщиков) и еще 33 эскадрильи находились в резерве.

Франция располагала почти четырьмя тысячами самолетов. В 100-километровой зоне вдоль французской границы находились десятки германских крупных промышленных центров: Дуйсбург, Эссен, Вупперталь, Кельн, Бонн, Дюссельдорф и др. По этим целям с приграничных фронтовых аэродромов могли действовать с полной боевой нагрузкой даже легкие одномоторные бомбардировщики. А истребители союзников на всем маршруте могли прикрывать действия своих бомбардировщиков.

Англия и Франция к августу 1939 г. имели 57 дивизий и 21 бригаду против 51 дивизии и 3 бригад у немцев, при том что большая часть германских дивизий была брошена против Польши.

Однако после формального объявления войны на французско-германской границе ничего не изменилось. Немцы продолжали возводить укрепления, а французские солдаты передовых частей, которым было запрещено заряжать оружие боевыми патронами, спокойно глазели на германскую территорию. У Саарбрюккена французы вывесили огромный плакат: «Мы не произведем первого выстрела в этой войне!» На многих участках границы французские и немецкие военнослужащие обменивались визитами, продовольствием и спиртными напитками.