Три года назад, впервые придя в Кальварион, Пиренгул поразился всеобщей расхлябанности и откровенному разгильдяйству. Богатый город, в котором было все нужное для жизни, в котором блага были доступны всем — расслаблял. Он буквально убаюкивал своим величавым спокойствием, каменной надежностью и яркой иллюзией полной безопасности. Лишь высокие черные башни причудливых, невероятных, чуждых даже каганскому городу форм внушали трепет. На них попросту старались не смотреть. Только наиболее любознательные и жадные маги пытались в них проникнуть. Остальной же народ, пять сотен тирских воинов, довольствовались домами — цилиндрическими разноуровневыми каменными строениями, среди которых невозможно было найти двух полностью идентичных. Хвала богам, защитные узоры, которые охраняли каждое здание, находились в неактивном состоянии и маги довольно легко их ломали. Однако, полная безмятежность творения древних каганов оказалась обманчивой. На пять погибших бедолаг, вляпавшихся в сторожевые ловушки, люди, охваченные азартом разграбления, не обратили внимания. Разве только стали немногим осторожней. А вот навеянный «старым каганским проклятием» заговор Джабула, двоюродного брата Пиренгула, воина-мага Пылающего, наместника княжны — номинальной владетельницы всей долины, — потряс крошечное население большого города, но… отборные тирские воины настолько привыкли к безделью и безмятежности, настолько развратились удобствами и доступным богатством, что не пожелали менять мирную жизнь на тяготы строгой армейской службы. Охрана города и двух застав на входе в обширную долину: западной и восточной, продолжала вестись из рук вон плохо.
Пиренгул сразу взялся за наведение порядка. Первым делом построил всех воинов, отчитал их, как сопливых мальчишек, показал, что будет с теми, кто и дальше станет нарушать дисциплину, и… тиренцы присмирели и бросились чистить давно заброшенные щиты и латы. Дело в том, что наказание показалось им ужасней смерти: Отиг, магистр-Хранящий, пришедший вместе с князем, создавал под особо провинившимися командирами, специально выбирая среди них магов, «зыбучую яму», и те проваливались. Причем было не важно: успевали они закрыться защитой или нет. Пока их отправили недалеко, за стены города, так сказать «для примера», однако Отиг вполне мог «выкинуть» и за пределы пятна, вернуть в Тир, о чем недвусмысленно предупредил Пиренгул. Ничего хуже этого воины не могли себе представить. Кальварион воспринимался ими, в сущности неприхотливыми бывшими кочевниками, «счастливыми долинами предков», где они поселились при жизни…
Дисциплина наладилась. Вскоре Отиг, при помощи еще одного мага-Хранящего и Андрея, построил храм «новорожденного» бога, Эледриаса — недавно ставшего безраздельным «хозяином» всех пятен, осколков мира каганов и альганов, пять сотен лет назад появившихся на Гее. В этом храме, новоиспеченная Верховная жрица — Грация, венчала на княжение Гелинию. Теперь она стала полноправной княгиней всей долины и города Кальвариона. Конечно, она слушала отца; принимала советы мужа, но распоряжаться стала сама. А число её подданных резко возросло: бывшие рабы из Тира, Эндогории, а бывало и из заморских стран, ведомые волей Эледриаса — «Защитника и Освободителя», охраняемые некогда злобными тварями пятна, шли в долину Кальвариона, как представлялось Гелинии, «нескончаемым потоком». «Поток», разумеется, в конце концов иссяк и население непризнанного княжества стабилизировалось в районе трехсот тысяч человек, из которых бывших невольников оказалось… «всего-то» тысяч восемьдесят. В Тире рабов изначально было немного, а эндогорцы быстро освоили тактику уничтожения собственных беглецов на границе пятна, когда они еще не попадали под защиту Эледриаса. Остальными жителями Кальвариона стали тиренцы, сорвавшиеся со скудеющих пастбищ, с городков, поселений и даже из столицы, из Эолгула. Вспомнили кочевое прошлое и ушли. Мамлюк, средний сын Пиренгула, не смог удержать степные рода, поехавшие вслед за первым организованным караваном. А потом, буквально на следующий год после «большого исхода», на Тир опустилась засуха. Тогда побежали остальные.
