Хокмуну казалось, что он видит обреченных, направляющихся в ад.
Лесные запахи смешивались сейчас с запахами каравана. Здесь был и запах людей, и запах животных, запахи духов и острых специй и, кроме всего, было еще что-то, что заставило Оладана содрогнуться. Хокмун приподнял голову и принюхался, словно насторожившийся зверь. Он, нахмурившись, взглянул на Оладана. Странные люди продолжали молча толкать фургоны и не замечали их. Слышно было лишь поскрипывание колес, фырканье животных да плеск воды.
Оладан дернул поводья, намереваясь проскочить перед караваном, но Хокмун не двинулся. Он продолжал задумчиво рассматривать таинственную процессию.
— Поехали, — сказал Оладан. — Я чувствую опасность.
— Мы должны узнать, где мы находимся и как долго нам еще тащиться по этой равнине, — хрипло прошептал Хокмун. — Кроме того, у нас почти кончилась провизия…
— Может, мы наткнемся на какую-нибудь дичь в лесу.
Хокмун покачал головой.
— Нет. И потом мне кажется, я знаю, чей это караван.
— Чей же?
— Человека, о котором я много слышал, но никогда не видел. Мой соотечественник и даже — родственник, который покинул Кельн девять веков назад.
— Девять веков? Это невозможно!
— Возможно. Агоносвос бессмертен, или почти бессмертен. Если это он, он поможет нам. Я как-никак все еще являюсь законным правителем Кельна.
— Ты думаешь, по прошествии девяти веков он сохранил верность Кельну?
— Посмотрим.
Они направились к голове каравана, туда, где, покачиваясь, катился высокий фургон с тентом из золотистого шелка. На передке фургона, укрывшись от дождя, в богатой медвежьей шубе сидел человек. Простой черный шлем закрывал его голову, оставляя открытыми лишь глаза. Завидев Хокмуна, человек зашевелился и издал слабый глухой звук.
— Господин Агоносвос, — произнес Хокмун. — Я — герцог Кельнский, последний потомок династии, начавшей править тысячу лет назад.
— А, Хокмун. Безземельный, да? Я слышал, Гранбретания захватила Кельн, — сказал человек.
— Да…
— Итак, мы оба изгнанники. Я — по воле твоих предков, ты — по воле завоевателей.
— Ну, как бы то ни было, я все еще герцог Кельнский и поэтому твой господин. — Хокмун не отрываясь смотрел на Агоносвоса.
— Господин — так, кажется, ты сказал? Власть в лице герцога Дитриха отвергла меня, выслав на дикие земли. Я больше не признаю власти Кельна.
— Но вы же знаете, что ни один кельнец не смеет отказать своему герцогу.
— Не смеет, говоришь? — Агоносвос тихо засмеялся. — Не смеет?
Хокмун собрался было повернуть прочь, но Агоносвос, подняв худую, с длинными тонкими пальцами руку, остановил его.
— Остановись. Я обидел тебя и хочу загладить свою вину. Чем я могу помочь тебе?
— Ты признаешь меня своим господином?
— Я признаю только, что был невежлив. Ты, кажется, устал. Я, пожалуй, остановлю свой караван. Кто твой слуга?
— Это не слуга. Оладан — мой друг.
— Друг? Он же не человек. Ну ладно, пусть присоединяется к нам.
Агоносвос повернулся и слабым голосом дал своим людям команду остановиться. Они сразу же перестали работать и теперь неподвижно стояли, опустив руки. В глазах их было все то же тупое отчаяние.
— Как тебе моя коллекция? — спросил Агоносвос Хокмуна, когда герцог и Оладан спешились и залезли в темный фургон. — Они когда-то забавляли меня, но сейчас наскучили и поэтому должны работать, чтобы оправдывать свое существование. У меня есть, по крайней мере, по одному экземпляру каждого типа. — Он взглянул на Оладана. — Включая твой. Некоторых я сам вывел путем скрещивания.
Оладан беспокойно заерзал на месте. В фургоне казалось неестественно тепло, но не было видно ни печки, ни плиты. Агоносвос налил им вина из голубой тыквенной бутылки. Вино было такого же цвета. Древний изгнанник оставался в шлеме, и его черные насмешливые глаза с интересом рассматривали Хокмуна.
Хокмун всячески старался не показывать вида, что жестоко страдает от боли, но Агоносвос сразу все понял.
— Выпей. И ты почувствуешь себя лучше, — сказал он, протягивая Хокмуну кубок с вином.
Вино, действительно, благотворно подействовало на герцога, и боль вскоре совсем прошла. Агоносвос спросил, что привело его в эти края, и Хокмун рассказал ему большую часть своей истории.
