Но трубы глашатаев молчали; очевидно, Мелиадус продолжал упорствовать.
Подъехал фон Виллах. Он снял шлем и широко улыбнулся Хокмуну.
— Думаю, что мы побеждаем, — сказал он. — А где граф?
— Там, — улыбнувшись, указал Хокмун. — Во всей своей красе. Надо бы узнать у него, что делать дальше. По-моему, гранбретанцы в растерянности, и они явно хотят покинуть поле боя. Неплохо бы немножко подтолкнуть их к этому.
Фон Виллах кивнул.
— Пусть граф решает. Я пошлю к нему кого-нибудь.
Он повернулся к ближайшему всаднику, что-то сказал ему, и тот быстро стал спускаться по склону.
Минут через десять граф подъехал к ним.
— Я зарубил пятерых военачальников, — сказал он с видимым удовлетворением, — но Мелиадусу удалось ускользнуть.
Хокмун повторил то, что говорил фон Виллаху.
Граф согласился, и вскоре пехота Камарга пошла в наступление, уверенно тесня гранбретанцев.
Хокмун нашел себе нового коня и поскакал впереди. Он мчался, нанося сокрушительные удары, снося головы с плеч и отрубая конечности. С ног до головы он был забрызган кровью. Пробитая во многих местах кольчуга едва держалась на нем. Грудь покрывали синяки и царапины, рука кровоточила, боль в ноге причиняла сильнейшие муки, но он не обращал на это внимания — жажда крови овладела им, и он убивал врагов одного за другим.
Сражающийся рядом фон Виллах сказал ему в минуту относительного затишья:
— По-моему, ты решил в одиночку расправиться с ними.
— Я не остановлюсь, даже если их кровь затопит эту долину, — ответил Хокмун. — Я буду истреблять их, пока все они не подохнут.
— Ты такой же кровожадный, как и они, — с иронией в голосе сказал фон Виллах.
— Нет. Я кровожаднее! — крикнул Хокмун, вырываясь вперед. — Для них-то это забава!
И он продолжал беспощадно убивать.
Но вот наконец военачальники, кажется, убедили Мелиадуса: герольды затрубили отбой и оставшиеся в живых гранбретанцы обратились в бегство.
Некоторые из них бросали оружие и, стоя на коленях, молили о пощаде, но Хокмуна это не останавливало.
— Мне не нужны живые гранбретанцы, — говорил он и убивал безоружных.
Но, в конце концов, Хокмун удовлетворил свою ненависть и, присоединившись к графу и фон Виллаху, наблюдал, как гранбретанцы, перестроив ряды, покидают поле боя.
Хокмуну показалось, что он услышал крик ярости, донесшийся оттуда, и, признав в нем голос Мелиадуса, он улыбнулся.
— Мы еще встретимся с бароном, — сказал он. Граф, соглашаясь, кивнул. — Сейчас он понял, что Камарг неприступен для его армий, и знает, что мы не поддадимся на его уловки. Но он найдет какой-нибудь другой способ. Скоро Темная Империя захватит все земли вокруг Камарга, и нам придется быть все время настороже.
Когда они ночью вернулись в замок, Богенталь снова решил поговорить с графом Гранбретании.
— Теперь ты понял, что Гранбретания безумна? В ее силах изменить ход истории. А это приведет не только к гибели человечества, но и к уничтожению всего разумного во Вселенной.
Граф Брасс улыбнулся.
— Ты преувеличиваешь, Богенталь. С чего ты взял?
— Это мое ремесло — понимать силы, творящие то, что мы называем судьбой. Я повторяю, граф: Темная Империя уничтожит мир, если ее не остановить.
Хокмун сидел, вытянув ноги, стараясь дать отдых натруженным мышцам.
— Я не понимаю тех философских принципов, что служат основой ваших убеждений, господин Богенталь, — сказал он, — но интуитивно я чувствую, что вы правы. Мы все еще воспринимаем Гранбретанию как просто могущественную силу, стремящуюся править миром, — нечто подобное бывало и раньше, — но Темная Империя — это совсем другое. Не забывайте, граф, я провел какое-то время в Лондре и воочию видел куда более наглядные доказательства их ненормальности. Вы видели лишь их армии — они мало чем отличаются от прочих, разве что своей жестокостью и дисциплиной. Но что вы, например, скажете об их Короле-Императоре, этом живом трупе? Или об их манере общения друг с другом? Город буквально пропитан безумием…
— Ты думаешь, мы видели еще не самое худшее из того, на что они способны? — серьезно спросил граф Брасс.
— Думаю, что так, — ответил Хокмун. — Не только месть заставляла меня столь безжалостно убивать их, а нечто большее. Я словно чувствую в них угрозу самой Жизни.
