— Кольца? Какие кольца? — быстро спросил д'Аверк.
— Вы должны простить меня, — сказал Тоузе и поднялся, тщетно пытаясь сохранить гордую осанку. — Вино оказалось не под силу моему пустому желудку. Пожалейте меня и разрешите выйти.
Его лицо на самом деле приняло зеленоватый оттенок.
— Хорошо, — устало сказал Богенталь, — я провожу вас.
— Прежде, чем он уйдет, — раздался немного приглушенный, ироничный голос, — заставьте его снять кольцо со среднего пальца левой руки.
Хокмун сразу же узнал говорившего и обернулся.
У Тоузе отвисла челюсть, он в испуге закрыл кольцо ладонью и спросил:
— Что вы знаете об этом? Кто вы такой?
— Герцог Дориан, — сказал вошедший, кивнув Хокмуну, — называет меня Рыцарем в Черном и Золотом.
Рыцарь казался выше любого из присутствующих и был одет в доспехи черного и золотого цветов. Рыцарь поднял руку и указал на Тоузеа:
— Отдайте герцогу это кольцо.
— Это же стекляшка, ничего особенного…
Д'Аверк сказал:
— Он упоминал какие-то кольца. Значит, кольцо перенесло его сюда?
Тоузе все еще колебался. От волнения и выпитого вина лицо его приняло глупое выражение.
— Говорю вам, это стекло, дешевая безделушка…
— Приказываю тебе именем Рунного Посоха! — грозно прокричал Рыцарь.
Драматург-неудачник нервно снял кольцо и бросил на каменный пол. Д'Аверк поднял его и, повертев в пальцах, сказал:
— Это хрусталь, а не стекло. Что-то он мне напоминает…
— Оно сделано из того же минерала, что и машина, которая перенесла вас сюда, — сказал Рыцарь. Он поднял руку в латной рукавице — на среднем пальце блестело такое же кольцо. — И оно обладает теми же свойствами — может переносить человека в иные измерения.
— Я так и думал, — сказал Хокмун. — Не сила ума перенесла сюда этого писаку, а кусок хрусталя. Ну, Тоузе, теперь-то уж точно я тебя повешу! Где ты достал перстень?
— У одного человека… Майгана из Лландара. Клянусь, это правда! У него много таких… и он может еще сделать! — закричал Тоузе. — Не вешайте меня, умоляю. Я скажу, где найти старика.
— Да уж, извольте, — задумчиво сказал Богенталь. — Мы должны добраться до него раньше Темной Империи. Он и его секреты будут принадлежать нам — для нашей же безопасности.
— Что? Так мы отправляемся в Гранбретанию? — удивленно спросил Д'Аверк.
— Боюсь, это необходимо, — объявил Хокмун.
Флана Микосеваар, графиня Канберийская, поправила сплетенную из золотых нитей маску и огляделась. От пестро разодетых гостей рябило в глазах.
Оркестр в центре бальной залы играл быструю, сложную мелодию — одно из последних произведений Лондена Джона, величайшего композитора Гранбретании, почившего два века тому назад.
Графиня носила богато украшенную маску Цапли, которая сверкала тысячами граней редких драгоценных камней. Тяжелое парчовое платье переливалось всеми цветами радуги. Будучи вдовой Азровака Микосеваара, погибшего от меча Дориана Хокмуна в первой битве за Камарг, Флана Канберийская не оплакивала супруга и не держала зла на его убийцу. В конце концов, он был ее двенадцатым мужем, и, хотя любовные утехи этого злого, кровожадного человека долгое время доставляли ей удовольствие, но после того, как он отправился на войну с Камаргом, Флана, разумеется, не стала вести жизнь затворницы. Поэтому образ графа быстро потускнел в ее сердце — впрочем, как и воспоминания о многих других любовниках: Флана была ветреной натурой.
Она привыкла к тому, что мужья и фавориты, как только начинают надоедать, немедленно исчезают со сцены. Однако, повинуясь скорее инстинкту, нежели соображениям морали, она не прибегала к убийству наиболее влиятельных из них…
Это вовсе не означало, что графиня не знала любви. О, Флана могла любить страстно, беззаветно… просто ее не хватало надолго. И слово «ненависть» было для нее таким же пустым звуком, как и слово «жалость».
Женщина с грацией дикой кошки и холодной душой паука… Многие мечтали отомстить ей — за отравленного брата, за уведенного мужа (и, несомненно, отомстили бы, не будь она двоюродной сестрой императора Хаона — бессмертного монарха, пребывающего в чреве Тронной Сферы); другие видели в ней лишь единственную живую родственницу короля и хотели использовать в своих интересах — ведь она могла стать императрицей в случае гибели Хаона…
