— А ведь я мог и не отдернуть руку, — презрительно заявил незнакомец. — Короче, бросай-ка свой тяжелый меч и сдавайся.
Хокмун искренне рассмеялся:
— Прекрасно! Наконец-то мне встретился достойный противник. Ты даже не представляешь, как я рад, дружище! Я так давно не слышал звона стали!
И с этими словами он бросился на незнакомца в маске.
Незнакомец отбил его атаку серией парирующих ударов, после чего перешел в контрнаступление. С большим трудом Хокмуну удалось сдержать этот стремительный натиск. Ноги сражающихся увязали в болотистой почве, но ни один не сдвинулся со своего места ни на дюйм.
Не жалея сил, они сражались около часа — молча, беспощадно, однако не получив и не нанеся ни одной раны.
Тогда Хокмун переменил тактику и стал медленно пятиться к берегу.
Решив, что противник отступает, незнакомец почувствовал еще большую уверенность в себе, и Хокмуну пришлось призвать на помощь все свое искусство, чтобы отражать молниеносные удары.
Затем он сделал вид, что поскользнулся, и упал на одно колено, а когда человек в маске прыгнул на него, Хокмун быстро перехватил клинок и рукоятью ударил незнакомца по запястью. Взвыв, человек выронил свое оружие. Хокмун вскочил на ноги и, наступив на меч врага, приставил к его горлу свой клинок.
— Прием, недостойный настоящего бойца, — проворчал человек в маске.
Хокмун пожал плечами.
— Просто мне наскучила эта игра.
— Ну и что теперь?
— Имя, — сказал Хокмун. — Сначала я хочу услышать твое имя, потом увидеть твое лицо, потом узнать, что ты здесь делаешь, и, наконец, самое важное, — выяснить как ты вообще сюда попал.
— Мое имя тебе известно, — гордо ответил человек. — Я — Эльвереццо Тоузе!
— Ну и ну! — герцог Кельнский не смог скрыть изумления.
По мнению Хокмуна, величайший драматург Гранбретании должен был выглядеть совсем иначе. Пьесы Эльвереццо Тоузе пользовались успехом по всей Европе; ими восхищались даже те, кто ненавидел Гранбретанию. Но в последнее время, возможно, из-за войны, об авторе «Короля Сталина», «Трагедии Катины и Карны», «Последнего из Бралдуров», «Анналов», «Чиршиля и Адульфа», «Комедии о Стали» ничего не было слышно.
Хокмун полагал, что известнейший драматург должен быть элегантно одет, уверен в себе, спокоен и остроумен. Этот же человек, казалось, лучше владеет мечом, чем словами, он тщеславен, глуповат, болтлив и к тому же одет в лохмотья.
По тропе через болото они направились в замок Брасс. Хокмун шел сзади, сжимая рукоять меча. Говорит ли человек правду? Если нет, то почему выдает себя именно за прославленного драматурга?
Весело посвистывая, Тоузе шел впереди. По-видимому, его совсем не беспокоил такой поворот дел.
— Минутку, — Хокмун остановился и взял за повод коня, который брел следом.
Тоузе обернулся. Лицо его все еще скрывала маска. Хокмун вспомнил, что, услышав имя драматурга, он от удивления даже не заставил незнакомца снять ее.
— Да, — сказал Тоузе, оглядываясь вокруг. — Красивая страна. Но, думается, зрителей маловато.
— Э, да, — в замешательстве ответил Хокмун. — Да… Садитесь-ка в седло, господин Тоузе. Кажется, лучше нам поехать верхом.
Тоузе забрался в седло. Сев позади пленника, Хокмун взял поводья и пустил коня рысью.
Вскоре они миновали городские ворота, медленным шагом проследовали по извилистым улочкам и по скользкой дороге направились к замку Брасс.
Спешившись во внутреннем дворе, Хокмун бросил повод конюху и пошел к двери, ведущей в главный зал замка.
— Следуйте за мной, — сказал он Тоузе.
Чуть заметно пожав плечами, человек в маске вошел в зал, поклонился двум мужчинам, стоявшим у большого камина, в котором горел огонь. Хокмун тоже кивнул им.
— Доброе утро, господа. Со мной пленник…
— Видим, — ответил д'Аверк. На его осунувшемся, но по-прежнему красивом лице мелькнул интерес. — Воины Гранбретании снова у стен Камарга?
— Насколько я могу судить, пока только один, — сказал Хокмун. — Он утверждает, что его имя — Эльвереццо Тоузе…
— В самом деле? — Даже сдержанный Богенталь не мог скрыть любопытства. — Автор «Чиршиля и Адульфа»? Что-то не верится.
Тоузе дернул за ремешок маски.
