После того, как по приказу генерала Тиктака медная дева была перенесена в камеру пыток в его башне, он заставил свою прислугу вынести из камеры все остальные орудия пытки. Дыбу – вон! Гарроту – вон! Стул с шипами – вон! Своим присутствием они только оскорбляли деву. Никогда больше ему не придётся обращаться к таким примитивным инструментам. Затем самолично он почистил и починил деву. После этого он смыл кровь с кинжалов. Чья была эта кровь? Как сильно они мучались? Как долго? И сколько их было? Кто пытал с её помощью? Тиктак поборол нарастающую ревность и начал полировать медь специальной пастой. Как красиво она снова блестела! Он смазал маслом шарниры и отполировал остальные детали. Он закрутил все гайки и осмотрел своё сокровище. Медная дева выглядело совершенно новой.
Он ходил вокруг неё кругами и думал. Ей чего-то не хватало. Но чего? Подвижности? Живости? Нет. Тиктак не планировал встраивать в неё механизмы, похожие на тикающие у него внутри. Медная дева нравилась ему такой, какой она была: недвижимой и молчаливой. Но всё-таки чего-то не хватало. Тиктак проходил круг за кругом, осматривал её со всех сторон, открывал и закрывал дверцы и, наконец, понял: медная дева не должна стать более живой, она должна стать более смертоносной.
Генерал собрал у себя лучших алхимиков, врачей и инженеров Гела и рассказал о своих планах: медная дева должна стать самой дорогой, изысканной и красивой машиной смерти из всех когда-либо построенных. Не подвижной, как он сам и медные парни, а такой, которая вечно будет стоять на одном месте, здесь, в башне генерала Тиктака.
Уже само слово машина было неверным, было слишком обычным и техническим для таких утончённых функций, которые должна будет выполнять медная дева согласно планам Тиктака. Она должна стать художественным инструментом, отвечающим всем требованиям и способностям великого виртуоза смерти. Генерал пожелал гидравлическую и пневматическую проводящие системы, управляемые с помощью вентилей и краников. Он пожелал трубки разной толщины и полые иглы, такие тонкие, каких ещё никто никогда не создавал. Он хотел эликсиры и яды, наркотики и эссенции.
Собравшиеся учёные и техники почесывали головы и непонимающе глядели друг на друга – возражать они не решались. Генерал Тиктак с необычной для него благосклонностью заметил, что, вероятно, он должен разъяснить свой план более детально.
– Прежде всего >‹тик›, я желаю, – начал он своё объяснение, – чтобы кинжалы в медной деве были заменены на длинные, тонкие >‹так›, полые иглы, соединённые с >‹тик› хитроумной системой медных трубок и сосудов >‹так›, находящихся снаружи медной девы. Я хочу >‹тик›, чтобы в этих трубках и сосудах циркулировали >‹так› разнообразнейшие алхимические жидкости.
Учёные были совсем не против узнать, какие конкретно жидкости имел в виду генерал, но не решились переспросить.
– Я хочу по своему усмотрению впрыскивать >‹тик› через иглы эти жидкости в жертву, находящуюся в медной деве. Я хочу подчинить своему влиянию все химические процессы в организме жертвы! Мне нужны краны >‹так› и вентили! Насосы и фильтры! Я хочу играть на организме жертвы >‹тик›, как на музыкальном инструменте!
Некоторые алхимики начали постепенно понимать, о чём говорил медный генерал.
– Под жидкостями я подразумеваю >‹тик› с одной стороны сокращающие жизнь яды, с другой стороны – продляющие жизнь алхимические >‹так› эссенции. А также вызывающие боль кислоты, травяные отвары, >‹тик› секреты различных животных и всевозможные наркотики. Я хочу >‹так› яд белладонны! Растворённые в спирте опиаты! Валериану, мышьяк, настой мелиссы, жидкий кофеин, эссенцию дурмана! А алхимики >‹тик› должны сварить совершенно новые, обладающие большей силой зелья, которые >‹так› ускоряют смерть и продляют жизнь! Которые >‹тик› вызывают боль. Которые >‹так› снимают боль. Которые во много раз усиливают >‹так› смертельный страх. Которые вызывают >‹тик› в мозгу чудовищный хаос! Я хочу >‹так› зелье, вызывающее истерическое счастье!
