Румбы фантастики. 1988 год. Том II - страница 14

— Герий не поддержал меня. Он сказал, что ты более прав, чем я.

— Но остальные поддержали тебя, — уточнил Конструктор.

— Они только поддержали мою логику, в этом ты прав. Алгоритм же был несложен…

— И все же Герий не подчинился алгоритму? — Бар неопределенно пожал плечами. — Значит, он оказался выше той логики, которую навязывал ему и остальным ты? — Бар поморщился. — Да, навязывал! — хлестко повторил Конструктор. — Потому что ты много совершеннее Машины и можешь сам, без особых усилий, управлять ею… как это нужно для тебя. А вот люди, создавшие Программу, были мудрее. Программа ими была составлена для машин. Но если ты оказался совершеннее машины, значит, ты вышел в область надпрограммного. Люди не навязывали нам быть во всем похожими на них — это просто невыполнимо, но нам оставлено право называть себя как угодно, лишь бы при этом мы были человечны. А Программа — это лишь… как тебе сказать?.. учебник. Да, именно учебник, из которого мы должны почерпнуть основу, чтобы затем выйти на уровень самоопределения. Даже у Вита такая основа имеется — он мыслит.

Бар снова опустил глаза. Долго о чем-то раздумывал. Может, даже строил иные, нежели у Конструктора, логические варианты цели Программы. Как страстно хотелось Конструктору подслушать сейчас мысли Бара. Как жаждал он понимания. Ведь от понимания зависит не только судьба Оранжевого, а и будущее Колонии — ее духовный взлет или логическое падение. И он не торопил Бара и терпеливо ждал.

— Так ты называешь меня человеком? — очнувшись от размышлений, спросил Бар. И в его глазах Конструктор вдруг увидел тревогу надежды.

— Я сказал, что могу назвать тебя, Герия, Оранжевого людьми, — тщательно взвешивая каждое слово, боясь неосторожным движением оборвать тонкую паутинку понимания, сказал Конструктор. — С уверенностью я смогу сказать это только после того, как ты и твой брат назовете человеком меня, или просто будете считать. Лишь в этом случае я буду иметь полные основания на человеческие мерки. И если ты возьмешь такое решение на себя, то я буду согласен незамедлительно прекратить свое существование или вплотную займусь учениками, как ты того хочешь. Я буду спокоен за будущее. Но такого решения я принять не смог.

Бар растерялся: он явно не был готов к такой постановке вопроса. А Конструктор почувствовал огромное облегчение. Оттого, что уже не один он несет бремя неопределенности. Теперь уже и Бару никогда не избавиться от этого бремени, даже если он захочет. Пусть и он не примет решения, но потомкам передаст это завещание Конструктора. И важная догадка, ускользнувшая недавно от Конструктора, снова всплыла в его памяти, стала отчетливой и лаконичной.

Построив Станцию, населив ее своими биокопиями, люди создали питательную среду, дали толчок для развития новой жизни, на первое время обязав ее программой поведения. Но они не заложили в свою программу определения грани между искусственным и настоящим, не обозначили пограничной полосы между машиной и человеком потому, что оставили решать эту задачу тем, кто создаст себя и свою расу.

Конструктор сказал об этом Бару. Пусть он сам решает — человек он или только подобный.

И еще, боясь, что Бар снова замкнется в себе, Конструктор поведал ему то, о чем он давно был обязан рассказать, но все не решался. Он напомнил Бару случай из его детства.

Бар тогда сильно поранил обо что-то руку. Обследовав рану, Конструктор очень удивился, обнаружив в ней следы коррозированного металла. Где он мог напороться на старое рваное железо, если Машина с помощью своих вездесущих паучков-индикаторов следила за состоянием каждого дюйма металлических конструкций и при малейших проявлениях коррозии сообщала об этом клону Ремонтников? Бар стоически умалчивал об этом и всячески уклонялся от ответа. А Конструктор впервые тогда усомнился во всезнайстве Машины.

Ему пришлось снимать с ладони Бара большой лоскут поврежденной кожи, вычищать из раны грязную ржавчину, потом еще обрабатывать антисептиком — на Станции все было стерильным, чего не скажешь о старом железе. И только после этих мер предосторожности Конструктор смазал рану регенерирующим составом. А лоскут кожи, как память об этом неординарном в Колонии событии, он поместил в жидкий гелий по соседству с образцовыми живыми тканями.