– В качестве награды? Звучит не очень по-дружески. Неужели больше никого не было?
– Нет, пока Сенлин не начал учить меня.
– Он тебе все еще нравится? Даже сейчас? Даже зная о слабости, которую он скрывал от тебя?
Ирен так прищурилась, что ее узкие глаза почти исчезли с лица.
– У всех есть слабости. Не у всех есть сильные стороны.
– Видимо, да. Ладно, у меня есть для тебя диагноз. Это не похоже на колотую рану или какую-нибудь локальную травму, боль от которой разливается во все стороны. На самом деле это нечто противоположное. Я думаю, все дело в климактерии.
Ирен растерянно моргнула. Какой еще «бактерии»? Впрочем, нет, Сфинкс произнес другое слово.
– Что это значит?
Сфинкс подался назад, его тень на оклеенной обоями стене сжалась. Он выглядел почти дружелюбно.
– Климактерий – то, что происходит по окончании детородного возраста. У некоторых из-за него случаются перепады настроения. Он может прерывать цикл сна или приводить к внезапному изменению температуры тела. Это вполне естественно, хоть часто и неприятно.
– Но я теряю самообладание. Я никогда раньше не теряла самообладания. Это все… климактерий?
– Нет, моя дорогая, я думаю, это все от потрясения. Ты ведь была головорезом Голла, верно? Его личным молотком, что было физически утомительно, однако не требовало долгих раздумий о других или о собственной совести, об эмоциональной привязанности. Теперь все изменилось. У тебя есть друзья. Не заемные, но настоящие. И хоть это весьма чудесно, оно вместе с тем и ужасно сложно. Ты впервые столкнулась с чувствами, которые нельзя ни придушить, ни отправить в нокаут. Тебе наконец-то есть что терять, и это пугает.
– Нет, со мной что-то еще не так, – сказала Ирен в глубоком разочаровании. Она хотела задушить этого человека-тень, расплющить о стену. – Я чувствую себя по-другому. Я не могу это объяснить. Я потянула мышцу в спине, делая приседания.
Сфинкс издал смешок, похожий на бренчание ключей тюремщика. Он похлопал Ирен по щеке, покрытой шрамами, и амазонка нахмурилась.
– Ты просто стареешь, моя дорогая. С этим ничего не поделаешь, увы.
– Как это ничего? Я согласна на новую спину! Новую руку! Дай мне ступню. Дай большой палец. Я возьму что угодно.
Большой овал Сфинксова лица повернулся туда-сюда – он величественно помотал головой:
– С тобой все в порядке. Физически ты в прекрасной форме. Может, еще лет десять будешь размахивать кулаками, если тебе этого хочется. А теперь прошу меня извинить. Мне надо проверить, как дела у вашего капитана.
Амазонка опустила голову. Она не могла вспомнить, когда чувствовала себя более подавленной.
– Выше нос, Ирен. Тебе еще предстоит сыграть свою роль, и это будет интересным испытанием для тебя. Действовать придется не кулаками, а сердцем.
Волета обнаружила Ирен сидящей на краю кровати, уткнув локти в колени и обратив лицо к ковру. Амазонка выглядела неподвижной и задумчивой, как статуя в парке.
– Ты проснулась. Мистер Уинтерс уже на ногах. Байрон говорит – капитан возвращается домой. Все будет отлично. – Когда Ирен не подняла головы и никоим образом не показала, что слышит чудесные новости, веселость Волеты сменилась тревогой. – С тобой все в порядке?
– Ты знаешь, что такое климактерий?
Волета пересекла комнату на цыпочках, словно могла таким образом смягчить деликатный момент.
– Знаю.
– А я не знала, – тихо проговорила Ирен. Она подняла взгляд, и ее лицо словно окаменело. – У меня никого не будет. Я останусь одна.
– О нет, Ирен. Пожалуйста, не говорит так. Бедняжка… – Волета обняла плечи амазонки, похожие на гору. – Я тебя люблю. Капитан тебя любит; Уинтерс тебя любит, и ты знаешь, как сильно Адам тебя обожал. Он следовал за тобою повсюду, как верный пес. Уверена, он ужасно по тебе скучает. Но я обещаю, что никогда тебя не брошу. Мы с тобой просто неразлейвода.
Амазонка вздохнула так глубоко, что Волета пошатнулась.
– Я тоже тебя люблю, – выдохнула Ирен.
