– Почему ты удивляешься? Потому что она молодая? Маленькая? Своенравная? Эдит, для такого… необычного человека, как ты, многовато предрассудков. – Сфинкс переложил торцевой ключ на новый болт.
– Я должна поблагодарить тебя за это.
– Разве ты еще не переросла ту историю? Ты правда веришь, что я сделал это с тобой, что я настроил мир против тебя? Я не искалечил тебя, женщина, я сделал тебя целой.
Отчаявшись, Эдит заговорила голосом, который даже ее собственным ушам казался тонким:
– Ты подвергнешь ее опасности?
– Не моргнув глазом, – подтвердил Сфинкс, вытаскивая последний болт из стального кольца. – Она бы меня не любила, будь все иначе.
– Ты не можешь выбрать кого-то другого?
– Нет.
Эдит показалось, что она тонет.
– Я хочу тебе кое-что показать. Иди сюда, Эдит. Взгляни.
Оставшись в одиночестве, Байрон в волнении тер плиточный пол ботинком. Черный Сфинкс высился над Эдит, словно зачарованная кобра. Он открыл иллюминатор, и клубы пара затуманили его зеркальное лицо. Эдит двигалась как автомат. Она уперлась ногой в перила, окружающие резервуар, и заглянула в окошко. Внутри лежал человек в набедренной повязке, в позе трупа. Под бледной белой кожей виднелись вены, которые светились красным, словно угли.
Веки мужчины затрепетали, с трудом открылись, а потом Красная Рука отыскал ее взглядом и улыбнулся.
Нога Эдит соскользнула, или колено подвело, или Башня под ней дрогнула. Какова бы ни была причина, она упала, как будто ее скинула норовистая лошадь.
Ш – это Шельма, Шалун, Шалопут. Послушное чадо так не назовут.
Гадкий алфавит, букварь для малышей, автор неизвестен
Едва увидев чудовищную конструкцию с войлочным верхом, с аляповатыми плетеными карманами и массивными ножками в виде лап с когтями, Ирен и Волета единодушно решили, что бильярд – это мебель, маскирующаяся под спорт. Это было абсурдно. Ирен нашла кии неимоверно хрупкими, а Волета не могла понять, зачем в этой игре нужно тычками отправлять милые шары, похожие на карамельки, в карманы, как будто с ними нельзя делать другие, более интересные вещи. Разве не веселее смотреть, как они рикошетят, перескакивают через ограждение и катятся по полу? А почему ими не разрешается жонглировать?
Было странно находиться в бильярдной без «мистера Уинтерса» и Адама, которым нравилась игра и которые полдня занимались тем, что складывали шары, а потом гоняли их по столу. Эдит с одной рукой оказалась таким же хорошим игроком, как Адам с двумя. Она клала кий на край стола и наносила удар, полагаясь больше на изящество, чем на силу. Адаму нравилось играть за шекель, хотя ни у кого из них не было денег, чтобы делать ставки. Они вели счет, договорившись, что рассчитаются в следующий раз, когда им заплатят. Сейчас старпом опережала штурмана на три шекеля. Волета не могла не задаваться вопросом: когда ему удастся выплатить долг?
Они пришли в комнату, потому что таково было расписание, и ни одна из них не понимала, чем еще заняться. Они нервничали и, чтобы как-то отвлечься, начали катать шары взад и вперед друг к другу. Через несколько минут Волета сказала, что собирается попробовать карамболь – бросить мяч мимо Ирен так, чтобы он вернулся обратно. Подразумевалось, что его не надо ловить. Ирен не возражала, но она и так не очень-то старалась поймать шары, которые бросала девушка. В мыслях царил беспорядок.
– Ну что с тобой такое, Ирен? Это ведь совсем несложно.
– В следующий раз, – сказала амазонка невпопад.
– Что? – Волета опять толкнула к ней белый шар.
Ирен проследила, как он отскочил от ее рук и вернулся к Волете.
– Байрон сказал: в следующий раз. Ты уже встречалась со Сфинксом. Почему ты мне не сказала?
Волета опять толкнула к ней шар, с бо́льшим чувством:
– Потому что не люблю, когда мною пытаются руководить.
Ирен положила руки на углы стола, давая понять, что вышла из игры:
– Я не пытаюсь. Я тебе не мать.
– В каком-то смысле ты на нее похожа.
– В каком? Я что, такая же большая?
Волета засмеялась:
– Нет, моя мать была совсем маленькой. Но ты присматриваешь за мной. И я часто доверяю тебе. И я знаю, что ты волнуешься. Разве это не похоже на мать? Ты кажешься такой подругой, которая будет подозрительно относиться к молодым людям, когда они начнут обращать на меня внимание.
