Удивление мое не знало границ, но…
— Так, значит, упомянутая леди немолода? — спросил я.
— Напротив, Петри. Она всегда остается молодой и красивой благодаря длинному ряду воплощений. Кроме того, таким образом она несет в себе всю мудрость прошлых веков. Короче, это — архетип ламаизма. Подлинный секрет безбрачия лам заключается в существовании чистой, целомудренной правительницы, при которой Великий лама состоит всего лишь в качестве верховного духовного лица. Для ее свиты отбираются самые красивые и очаровательные девушки из благородных семей — им предварительно отрезают языки, дабы лишить возможности рассказать кому-либо об увиденном и услышанном.
— Смит! — вскричал я. — Но это совершенно невероятно!
— Рабыни же, ухаживающие за телом принцессы, не только немы, но и слепы — ибо узревший прекрасную наготу повелительницы обречен на смерть!
Я взволнованно вскочил с места.
— Вы придумали все это ради собственного развлечения, — воскликнул я.
Найланд Смит в свойственной ему импульсивной манере похлопал меня по плечу и серьезно посмотрел мне в глаза.
— Простите, дружище, — сказал он, — если случайно заставил вас поверить, что эти невероятные фантастические подробности не вызывают у меня никакого сомнения. Многие из них принадлежат легенде, многие являются плодом суеверного вымысла, но некоторые факты — и тут я совершенно серьезен, Петри, — абсолютно достоверны.
Я молча смотрел на сухое загорелое лицо друга — ни тени улыбки не появилось на его сурово сжатых губах.
— На самом деле такая женщина может существовать только в легенде, Петри. Но тем не менее она является центром колоссальной тайной организации, в которую доктор Фу Манчи со всем своим окружением входил лишь как одна из составных частей. Хэйл случайно узнал о деятельности этого общества. Из слов Битона и из собственных наблюдений я заключил, что в этом сундуке, — он указал на стоящий поблизости медный ящик, — Хэйл хранил нечто важное и абсолютно необходимое для успешного осуществления широкомасштабного заговора желтых. Совершенно очевидно, что агенты Неизвестного следили за бывшим атташе до самого отеля. Но, — мрачно добавил мой друг, — усилия их не увенчались успехом.
Сотни самых ужасных мыслей теснились в моем мозгу.
— Смит! — воскликнул я. — Та женщина, которую я видел в отеле…
Найланд пожал плечами.
— Вероятно, как предположил мистер Самаркан, это айя, — сказал он, но в голосе его прозвучала странная нотка, и глаза странно блеснули.
— Опять-таки, я почти уверен, что предупреждение Хэйла относительно хромого человека — не пустые слова. Вы откроете медный сундук?
— В настоящее время — определенно нет. Страшная кончина Хэйла является предостережением, которое нельзя игнорировать. Я находился у постели умирающего, и они не знают, что известно мне. Но как же он умер? Как он умер? Каким образом Цветок Молчания попал в надежно охраняемую спальню?
— Цветок Молчания?
Смит рассмеялся — коротко и невесело.
— Однажды во время моего пребывания в Верхней Бирме, — сказал он, — ко мне явился посыльный от одного чужеземца — какого-то странствующего монаха, насколько я понял, — который хотел передать мне лично какое-то важное сообщение. Он умирал в грязной хижине на окраине Манипура, высоко в горах. По прибытии туда я с первого взгляда опознал в умирающем тибетского монаха. Вероятно, он переправился через реку и пересек Ассам. Но мне не довелось услышать упомянутое сообщение. Человек потерял дар речи! Он невнятно мычал и лепетал, в точности как бедняга Хэйл. Через несколько минут после моего прибытия монах испустил дух. Провожатый мой склонился над умершим — никогда не забуду эту сцену! — и отскочил назад, словно наступив на гадюку. «Он держит в руке Цветок Молчания! — завопил он. — Си Фан! Си Фан!» — и пулей вылетел из хижины.
Я занялся осмотром тела, и действительно: покойный сжимал в руке маленький пучок измятых цветов. Естественно, я не стал трогать его, но ухитрился извлечь из пальцев мертвеца, набросив на стебелек веревочную петлю. Я отнес цветки знакомому искателю орхидей, случайно оказавшемуся в ту пору в Манипуре.
