— Милорд, — начал ратных дел мастер, — это я, как вы знаете, отказался взять этого мальчика в ученики. Итак, пусть все, кто здесь присутствует, знают — я совершил ошибку. Я, мои рыцари, мои ученики — мы все признаем: нет и не может быть ученика ратной школы достойнее, чем Уилл!
Раздался громкий гул одобрения. Рыцари, со стальным свистом обнажив мечи, неистово выкрикивали его имя. И снова это начал Хорас. Больше некому.
Постепенно грохот затих, рыцарские мечи вернулись в ножны. По мановению руки барона Аралда выступили вперед два пажа, неся меч и прекрасный, отделанный эмалью щит, которые они возложили у ног Уилла. На щите красовалась свирепая голова вепря.
— Это станет твоим гербом, Уилл, когда закончится ученичество, — ласково сказал барон, — чтобы напоминать о мужестве и преданности.
Опустившись на колено, мальчик коснулся гладкой поверхности щита. Медленно и благоговейно вытащил меч из ножен. Это был великолепный клинок, произведение оружейного мастерства.
Острое как бритва лезвие вороненой стали. Эфес и крестовина с инкрустацией драгоценными камнями и символическим изображением головы вепря на яблоке эфеса. Меч словно жил собственной жизнью. Безупречно уравновешенный, он казался легким, как перышко. Уилл перевел взгляд с великолепного оружия на простую кожаную рукоять ножа, который подарил ему Холт.
— Это рыцарское оружие, Уилл, — говорил барон, — но ты доказал, и не раз, что достоин его. Одно твое слово, и меч будет твой.
Уилл вдвинул меч в ножны и медленно поднялся на ноги. Вот оно — все, о чем он когда-либо мечтал.
Однако…
Он вспомнил дни, которые провел с Холтом в лесу. Неистовую радость, когда одна из стрел ударила в яблочко, именно туда, куда он ее посылал, именно так, как хотел, когда спускал тетиву. Вспомнил все часы, когда учился идти по звериному следу и следу человека, когда учился мастерству маскировки. Он вспомнил Тягая, своего отважного и верного пони.
И он вспомнил удовольствие, которое испытывал, когда, заслужив одобрение, слышал от Холта его скупое «неплохо». И Уилл решил.
Он посмотрел на барона и твердо проговорил:
— Я рейнджер, милорд.
Придворные удивленно переговаривались. Подойдя поближе, барон негромко спросил:
— Уилл, ты уверен, что правильно поступаешь? Не отказывайся только из-за того, что ты боишься обидеть Холта. Я предлагаю тебе эту возможность по его настоянию, так что решать тебе. И он заранее согласен.
Уилл покачал головой. Он был уверен как никогда:
— Благодарен за честь, милорд.
Взглянув на ратных дел мастера, он, к своему удивлению, увидел, что сэр Родни улыбается и одобрительно кивает.
— Я благодарен сэру Родни и всем его рыцарям за их великодушное предложение. Но я рейнджер. — Он помялся и добавил неловко: — Не в обиду будет сказано, милорд.
Барон широко улыбнулся и обнял Уилла от всей души.
— Да никто и не обижается! — закричал он. — Твоя верность делу и наставнику делает честь тебе, да и всем тем, кто тебя знает!
Отдав поклон, Уилл повернулся, чтобы уйти. Его снова встретили приветственные возгласы, и на сей раз мальчик шел с высоко поднятой головой. И тут, у массивных дверей, его ожидало зрелище, заставившее его застыть на месте.
Там был Холт. И он улыбался.
Вечером того же дня, когда шум и ликование наконец смолкли, Уилл сидел в одиночестве у дома Холта. В руке он держал маленький бронзовый амулет, сделанный в виде дубового листка, с продетой в колечко сверху стальной цепочкой.
— Это наш знак, — объяснил учитель, вручая ему подвеску после событий в замке. — У рейнджеров это соответствует символу на гербе.
Потом, пошарив под воротом, Холт извлек собственную цепочку с таким же дубовым листком, сделанным из серебра.
— Бронзовый цвет — цвет ученичества. Когда закончишь, получишь серебряный листок, такой же, как этот. Мы все их носим в ордене рейнджеров. — Холт отвел глаза, несколько минут глядя куда-то в сторону, потом добавил слегка севшим голосом: — Строго говоря, ты не должен был его получить, пока не прошел свою первую аттестацию. Но я сомневаюсь, что кто-нибудь станет спорить…
И вот на ладони Уилла тускло поблескивал кусочек металла причудливой формы, заставляя задуматься о правильности выбранного им пути. Как странно, что он сам, добровольно, отрекся от мечты, которую лелеял чуть не всю жизнь, — стать рыцарем замка Редмонт.
