Октавиан скептически улыбнулся. Египтянка прочла в его усмешке приговор.
— Я буду ждать твоего решения. — Клеопатра встала и наклонила голову, как бы давая понять, что ей больше нечего сказать.
Но Октавиан не собирался уходить. Закинув ногу за ногу, он бесцеремонно разглядывал драгоценности царицы. Обвел оценивающим взглядом убранство покоя.
— Список твоих сокровищ у меня. Завтра сдашь моему казначею. Судьбу свою узнаешь в Риме. Судьба Египта тебя, предавшую свою страну, интересовать не может. Полагаю оставить моей провинцией.
Клеопатра все еще стояла перед ним. Потом сделала шаг.
— Могу покинуть тебя? — Голос ее звучал глухо, уже не слышалось того чарующего тембра, как в начале беседы.
— Да разве я тебя задерживаю? — Октавиан засмеялся. — Ты пожелала видеть меня. Из уважения к твоему возрасту я сам посетил тебя
Клеопатра, медленно пятясь, точно ожидая удара, отступила к тяжелой, темной завесе.
В эту ночь Марк Агриппа сам разводил караул. К царице велено было никого не пускать. Даже острые булавки были отобраны и у Клеопатры, и у обеих рабынь.
Император проснулся радостный и принялся тормошить друга:
— Вставай, мой Ромул, пойдем дразнить змею в клетке! Сегодня ее закуют в оковы. В цепях я протащу египтянку по всему Риму! А после отдам на потеху легионерам...
— Это унизит тебя больше, чем ее. Она женщина, пленница и имеет право на человеческое отношение.
— Не учи! — Октавиан босиком подбежал к окну. — Александрия! Столица Македонца, один из городов моей провинции! Я превзошел подвигами Александра! Его слава меркнет в лучах Римского Солнца. Как ты думаешь, пошла бы мне его двурогая корона?
Агриппа молча одевался.
— Нет. — Октавиан закинул переплетенные пальцы за голову. — Шлем римского солдата драгоценней всех царских диадем! Не хочу злить гусей в Сенате и сохраню им республику под властью императора. — Он перегнулся. — Угадай, достану до пола головой?
— Спину сломаешь, — спокойно ответил Агриппа. — Ты выспался, а я всю ночь охранял твой покой. Пошли, и прошу тебя — держись с ней достойно и человечно.
Клеопатра спала. Зеленый сумрак придавал неубранно опочивальне таинственность. У ног царицы в неестественном положении застыли обе рабыни. Женщины не шевельнулись ни при стуке отпираемой двери, ни когда их окликнули. Зоркие глаза Октавиана разглядели у ложа корзину с винными ягодами. Ее передал царице накануне один из верных слуг. На плодах блестел след змеи.
Обернув руку плащом, легионер распахнул одежды на груди египтянки. У левого соска зеленая змейка, прильнув к крошечной ранке, тянула кровь. Клеопатра была мертва.
— Похороните достойно, — распорядился Агриппа. — Храбрая женщина!
Октавиан, окаменев, не мог выговорить ни слова. Наконец со злобой и досадой выдохнул:
— Перехитрила!
Триумф над Египтом, честолюбивая мечта стольких лет, испорчен! Для мести оставался Цезарион и трое малышей Антония. Но волочить по Риму в цепях родного сына Цезаря — этого даже божественный император не мог себе позволить.
— Лагида обезглавить! Остальных ублюдков удушить! Я не могу, меня отравили! Прежде чем я умру, я желаю видеть голову Лагида! — Октавиан без чувств упал на руки своего полководца.
На воздухе императору стало лучше. Но его до глубины сердца оскорбило равнодушие друга.
— Оставь, я знаю лучше тебя, когда ты болен, а когда... — Агриппа выразительно не договорил.
В саду ждал гонец из Рима. Октавия умоляла пощадить детей Антония. Она воспитает их, сумеет вырастить римлянами. В маленьких пленницах кровь и душа ее любимого. Она любила и хоть после его смерти жаждет вернуть своего супруга в его потомстве.
— Бедная сестра. — Октавиан пристально посмотрел на Агриппу. — Тебе должно быть понятно это величие любви. Идем, может быть, еще спасем их.
Легионеры поспешили. В колыбели лежал посиневший трупик младшего царевича Птолемея Антонида. Его еще не успели отнять от груди, но его существование уже угрожало Риму. На пороге, зажав в кулачке прядь вырванных у легионера волос, валялся задушенный Александр Гелиос. Когда солдаты пришли прикончить детей Клеопатры, старший мальчик кинулся защищать грудного брата и сестру.
