В ту же ночь заговорщики были схвачены, ввергнуты в тюрьму и по тайному приказу консула Цицерона задушены прежде, чем хоть один из них успел произнести слово. Цицерону Сенат преподнес титул "Спасителя Отечества".
Расследование закончилось. Имя Юлия Цезаря нигде не было упомянуто. Об этом позаботился Красс: Цезарь был слишком много ему должен. Если он и не сможет никогда оплатить векселя, то еще пригодится своему кредитору. Возможно, со временем племянник Мария заменит Катилину. Люция Сергия за его неудачливость Красс готов был растерзать живьем.
Однако Катилине и другим главарям удалось скрыться. Рим снова охватила паника. Ждали возвращения мрачных дней Суллы. Сенаторы закапывали в фамильные склепы золотую посуду. Купцы распродавали ценные товары за гроши. Рабы, осмелев, в ответ на приказания господ ухмылялись.
В Этрурии вспыхнуло восстание. Гай Манлий водрузил на фьезоланских холмах серебряного орла. Это был один из овеянных славой орлов Мария, и многие ветераны примкнули к повстанцам.
Встал под знамена Манлия и Цетег. Он был оскорблен римским правосудием. Суд отверг иск бедняка-погорельца против Красса, купившего за бесценок дом во время пожара.
Цетега вытолкали в шею и пригрозили изгнать из Рима. Напрасно Люция и дети ждали в тот вечер своего кормильца. Цетег шагал по фьезоланской дороге. Там, над холмами Этрурии, реял орел Мария, знамя Славы и Справедливости.
Все обиженные ростовщиками и сенаторами, бездомные бедняки, преступники с галер, бежавшие гладиаторы и невольники стекались под знамена Люция Сергия Катилины. Многочисленные племена Италии, угнетаемые Римом, по расчету Катилины, должны были помочь добить ненавистную всем Республику нобилей.
Однако вожди мятежа просчитались. Местные крестьяне, скупые и безжалостные, держали руку Рима. Отставших повстанцев травили собаками, раненым отказывали в глотке воды.
Посланный на усмирение молодой полководец Люций Антоний в Тускуланских холмах догнал разрозненные отряды Катилины. Под Писторисом, небольшим этрусским городом, разыгрался бой. Мятежники отчаянно защищались. Ни один не был ранен в спину. Цетег упал с разрубленным плечом. Он видел, как Люций Сергий бросился на тесно сомкнутый строй врагов. Старый солдат хотел поспешить на помощь вождю, но, истекая кровью, потерял сознание.
Сенат и народ римский даровали Люцию Антонию триумф. Громадный, меднолицый, увенчанный лаврами, убранный золотом и пурпуром, въезжал в Рим на сверкающей колеснице победитель Катилины.
На лесистую вершину Соракта лег снег. С гор потянуло холодом. Резкий сырой ветер гулял по заброшенным виноградникам, срывал последние пожухлые листья. Голые, словно озябшие, корчились черные лозы. В сарайчике дуло во все щели. Люция подобрала лохмотья и крепче прижала малютку к груди.
В углу стонал больной Цетег.
— Жена, где Марий?
— Не знаю! — Люция движениями плеч опустила рваную рубашку и сунула в ротик девочке отвисшую пустую грудь.
— Жена, где Марий?
— Не знаю...
— Знаешь! Он на форуме с утра до ночи толчется! — Больной привстал и со стонами снова опрокинулся на груду тряпья. — Подлец! Четырнадцать лет уже, а работать не хочет!
— Работы, отец, нет, — младший мальчик, глядя в огонь, вздохнул, — а Марий говорит, что он есть хочет.
— Подлец! — простонал Цетег. — Есть хочет! А мы все не хотим? Не пускай его, Люция, шататься по форуму. Не хочу видеть моего сына на галерах за кражу!
— Марий не попадется — не отрываясь от огня, уронил младший мальчик. — Сумеет приласкать самого жирного кота!
— Какие коты еще! — прикрикнула Люция. — Только расстраиваешь отца!
— Марий говорит так: кот — это кошелек, что за поясом, ну, значит...
— Мой сын — вор! — Цетег закашлялся. Мокрота влажно клокотала в запавшей груди. — Сын ветерана — вор! — Он отхаркался и перевел дыхание. — В Нумидии был, при Аквах Сектиях был! Бил африканцев, бил кимвров, бил греков, а подыхаю от римского копья! Продали Катилину, а я бился до конца, видел, как наш Сергий кинулся грудью на вражьи копья! Лежал я тогда, не мог подняться! А лучше б мне пасть, а ему жить и победить!
— Молчи, отец! — Мальчик помешал уголья. — Продал бы нас в рабство да жил бы потихонечку. И нам и тебе легче. Раб хоть сыт, да зимой в тепле...