Миновало 23-е февраля, отметившееся, как и следовало ожидать, бесчисленными возлияниями. Таковы, к сожалению, некоторые наши дурные традиции: дело защиты Отечества, требующее крайнего напряжения сил, принято отмечать столь же крайним их расслаблением. Считанные единицы могут представить себе этот праздник без спиртного, подавляющее большинство убеждено, что выпивка в этот день едва ли не обязательна. Это понятие принесло наконец свои опасные плоды: в этот раз химико-психологическое оружие со всей своей подлой силой ударило и по командиру нашего батальона.
26 февраля 2016 года у нас шло обычное плановое построение под началом командира бригады. Вдруг из казармы вышел командир батальона, находившийся под воздействием этого самого химико-психологического оружия, всё ещё считаемого большинством то напитком, то пищевым продуктом, — алкоголя. Вообще комбат не терпел пьяных и пресекал употребление спиртного подчинёнными, но в этот раз, следуя всеобщим дурным традициям и ложным представлениям, он сам подвергся нападению невидимого врага.
Создалось очень затруднительное положение, не имевшее простого разрешения. Комбриг распорядился увести комбата назад в казарму, но в строю поднялся недовольный шум. Беда была в том, что и многие рядовые бойцы оказались в это время тоже пьяны — «празднование» 23 февраля продолжалось по сию пору. Можно ли было в таких условиях трезво оценивать происходящее?
Мы только недавно вернулись с полигона, в тяжелейших условиях которого пробыли на этот раз втрое дольше обычного. Накопившаяся усталость порождала едва сдерживаемое недовольство, прорвавшееся теперь наружу. Возникла буза, погасить которую уже не было никакой возможности. Дело стало развиваться самым угрожающим образом, ведь у многих в руках было готовое к боевому применению заряженное оружие. Надо хорошо знать обстановку в пока ещё не имеющей твёрдой государственности Новороссии, чтобы представить себе, во что могла вылиться эта вспышка возмущения. Именно так начинаются мятежи и бунты, приводящие затем к печальному концу.
Я как мог пытался предотвратить междоусобицу, угроза которой нависла над нами совершенно отчётливо. Вместе со мной к делу подключился и исполняющий роль духовника монастырский послушник «Тайга». Он повёл себя очень мудро: не став ни с кем спорить, тихо взял оружие и занял одно из мест, избегая явно ввязываться в происходящее. Тем не менее его трезвый спокойный образ и немногословные суждения, высказанные в кратких разговорах, сыграли очень важную роль в умиротворении происходящего.
Имея при себе заряженный гранатомёт с автоматом, я ходил от бойцов моей роты к офицерам бригады, пытаясь быть кем-то вроде посредника и вести что-то вроде переговоров. Пришлось задействовать все имеющиеся возможности, в том числе связаться и с Игорем Ивановичем Стрелковым, авторитет которого в нашей части всегда был очень высоким. Связь с ним, его влияние, его заслуги в битвах с укронацистами, его непререкаемый авторитет сделали очень многое для разрешения этого тяжёлого случая, произошедшего исключительно из-за воздействия алкоголя. Своевременное вмешательство Стрелкова позволило предотвратить наихудшее развитие событий, и даже тяжёлое отравление алкоголем оказалось пронзённым влиянием Игоря Ивановича.
Вскоре в нашу часть приехал сам глава ДНР А.В.Захарченко, который и сумел окончательно разрядить обстановку. Александр Владимирович отвёз комбата к себе в Донецк.
Тут вдруг каким-то странным образом пригрезились самые горячие точки русского сопротивления. Бои почти не смолкают там с самого начала войны за освобождение Новороссии. Главная из них — это донецкий аэропорт, ставший во истину современным Сталинградом. Сегодня от него остались лишь остовы стен и наиболее мощные бетонные и стальные перекрытия, а от росших когда-то здесь деревьев — только стволы и наиболее толстые скелетные ветви. Всё остальное давно снесено, сорвано, уничтожено пулями, осколками, взрывными волнами. На оставшемся нигде нельзя было найти и метра поверхности без следа пуль и осколков, а под грудами завалов до сих пор находится множество трупов погибших.
