Николай Александрович Рубакин родился в купеческой семье 1 июля 1862 года по старому стилю, 13 июля по новому. В паспорте же Рубакина значилось – родился 3 июля. Дело в том, что метрика его сгорела при пожаре в 1864 году и восстановлена была по памяти настоятелем Ораниенбаумской церкви, который крестил мальчика. Жили Рубакины в маленьком городке Ораниенбауме, расположенном рядом с Петербургом и тем не менее сохранившем все черты глухого русского провинциального городишка.
Отец Николая Рубакина, Александр Иосифович, происходил из старинной купеческой семьи. Род Рубакиных был из Псковской губернии, они, по выражению местных жителей, были «скопские». Николай Александрович очень любил говорить, что он родом из «самой демократической русской республики – Пскова», что Псков чисто русское место, до него даже татары не доходили в XIII веке, и поэтому в жилах у него только русская кровь.
Мой дед был довольно состоятельным по тому времени человеком, но к старости растратил все свое состояние. В Ораниенбауме (или Рамбове, как его называли в народе) ему принадлежали торговые бани и несколько домов на главной улице – Дворцовом проспекте. Кроме того, он торговал лесом, у него была «лесная биржа», то есть склад леса, который он продавал. Жил он при этой бирже в деревянном двухэтажном домике с резными ставнями, окнами и крыльцом. Но «биржа» постепенно таяла, леса в ней становилось все меньше и меньше, из рабочих в конце концов остался только один. Дед, вероятно, был плохим торговцем. Как пишет отец, «человек он был добрый и честный, верующий, сначала молился на Александра II и ругал террористов 1881 года, убивших его, но потом стал бранить Александра III за его пособничество дворянам-помещикам и чиновникам». Дед очень их не любил, да и отца моего приучил их не любить. Действительно, всю жизнь отец органически ненавидел чиновников и помещиков и недолюбливал дворян. Правда, это не помешало ему жениться на дворянке.
Довольно долгое время – 18 лет – дед был выборным городским головой города Ораниенбаума. Был даже награжден за службу какой-то медалью. По-видимому, в городе его очень любили – Ораниенбаум был, по существу, мелким заштатным городком, населенным главным образом мелкими ремесленниками, купцами второй и третьей гильдий и дворцовыми служащими.
С родней моей матери дед контакта не имел и не искал: ее он побаивался, считая слишком высокой для себя, а родня моей матери, по существу, презирала купеческих родственников моего отца – родственники матери были хотя и небогаты, но... дворяне, и ее замужество рассматривали как «мезальянс».
Дед мой был потомком старообрядцев, хотя сам никогда не был активным старообрядцем, но был человеком религиозным, верующим. Он никогда не пил и не курил.
Деда я помню как типичного «дедушку» – доброго, внимательного, величавого, очень любезного с моей матерью.
Нас, детей, дедушка очень любил, добродушно ласкал, дарил конфеты, деньги. К матери моей он чувствовал какое-то особое уважение – в его глазах она принадлежала к более высоким общественным кругам, чем он сам.
На вид дедушка был типичным мужиком с Севера, носил длинную седую бороду, был белый как лунь, хотя умер не очень старым.
Я очень любил поездки к деду – ездили мы с матерью редко, а отец еще реже и всегда отдельно от нас.
Мать моего отца, Лидия Терентьевна Рубакина, была из старообрядческой семьи Тихоновых. Семья ее была довольно состоятельной и тоже купеческой, даже типично купеческой, в стиле героев пьес А.Н.Островского. У Тихоновых был дом на Гороховой улице в Петербурге и меховой магазин в Александровской линии по Садовой улице. Отец вспоминал, что отец Лидии Терентьевны колотил при нем своих сыновей за то, что они, молясь, плохо клали земные поклоны, – он стукал их лбом об пол. Был он ревнив, подозрителен. Жену свою избивал и «вогнал ее в гроб» преследованиями за воображаемую измену. Не любил он и дочь Лидию, считая, что она не его дочь. Образования он дочери не хотел давать – она училась только в пансионе какой-то мадам Труба в Петербурге. Но Лидия Терентьевна много читала, выучилась сама французскому языку и завязала знакомства с передовыми и даже революционными кругами. Так, еще до замужества она познакомилась с семьей Алексеевых. Глава этой семьи, Александр Николаевич Алексеев, привлекался в свое время по делу Каракозова, учинившего покушение на Александра II. Отец мой знал его и вспоминал о нем очень хорошо: «Александр Николаевич Алексеев был из породы новых людей 60-х годов и имел хорошее влияние на мою мать, да и мне дарил книги... Он, моя мать и другие бывали в каком-то кружке, где бывал и Д.И.Писарев. Мать моя уже была „заражена“ нигилизмом 60-х годов. Она даже отдала свое обручальное кольцо студенту (а впоследствии профессору) „Сашке Полотебнову“ на спасение кого-то из замешанных в каракозовском деле».
