Лозадо снился прекрасный сон, в котором Ренни играла главную роль. Дверной звонок вырвал его из объятий Морфея. Карман халата оттягивал пистолет. Ужасно хотелось пристрелить посланца.
Он выхватил конверт из руки консьержа:
– Что это? От кого?
– Он не назвал своего имени, сэр. Я спросил, но он сказал, что вы его знаете.
Лозадо разорвал конверт, вытащил короткую записку и прочитал ее. Сомнений в том, кто является автором, не было.
– Он был здесь?
– Всего несколько минут назад, мистер Лозадо. Он написал записку, попросил доставить вам лично, и немедленно. Он не слишком хорошо выглядел. Когда он вошел, я подумал, что он пьян. Он явно был не в себе.
– В смысле?
– Сначала он заявил, что у него письмо к вашей гостье.
– Гостье?
– Он так сказал, мистер Лозадо. Я ответил, что, насколько мне известно, вы вернулись один и никто к вам не приходил, только принесли еду. Я сверился с журналом, чтобы ничего не напутать.
Треджилл разыграл с этим тупицей все как по нотам.
– Я предложил позвонить вам, но он отказался и попросил бумагу и ручку.
– Ладно, закончим на этом. – Лозадо уже собрался закрыть дверь, когда консьерж поднял руку.
– Еще одно, мистер Лозадо. – Он легонько покашлял в кулак. – Вы получите официальное письменное уведомление, но, мне кажется, пора вам сказать.
– Что сказать?
– Мне поручили передать вам, что ассоциация владельцев этого дома, заседание которой состоялось сегодня утром, единогласно проголосовала за то, чтобы вы… чтобы они… – Что?
– Они хотят, чтобы вы покинули это здание, сэр. В свете предъявленных вам обвинений они требуют, чтобы вы освободили квартиру в течение тридцати дней.
Лозадо не стал унижать себя спором с этим ничтожеством.
– Можешь передать другим домовладельцам, чтобы они пошли и застрелились. Это мой пентхаус, и я собираюсь здесь жить столько, сколько мне, твою мать, заблагорассудится.
Он со злостью захлопнул дверь. Кипя от гнева, подошел к встроенному бару и налил себе рюмку текилы. Он не мог точно сказать, что разозлило и оскорбило его больше – требование покинуть престижный дом или дурацкая записка Треджилла:
Красные розы,
Как моя кровь.
Достань меня, засранец,
Я тебя жду.
Приехав на ранчо, Ренни первым делом оседлала Бида и отправилась на долгую прогулку галопом. После этого провела два часа в конюшне за чисткой лошадей. Они в этом не нуждались, но такая работа была для нее своеобразной терапией.
В начале дня Орен Уэсли, соблюдая приличия, позвонил ей и уведомил о неминуемом освобождении Лозадо.
– Вы его отпускаете?
– У меня нет выбора. – Он объяснил ей, какую позицию занял окружной прокурор. – Я вас предупреждал, что наше обвинение ничем не подкреплено. Вик утверждает, что это был Лозадо, но без твердых улик…
– А его проникновение в мой дом?
– Так ведь нет никаких следов взлома, доктор Ньютон.
– Но он вошел, – настаивала она.
– Если желаете, можете подъехать и написать жалобу.
– И какая от этого будет польза?
Ей стало ясно: не стоит рассчитывать, что юридическая система избавит ее от Лозадо. Это ее проблема, ей ее и решать. Вот только как?
Из уважения к доктору Хоуэллу, правление постановило, что на свою новую должность ей следует заступить через две недели. Ей хотелось сделать это, избавившись от всех проблем, приведя свою жизнь в полный порядок. Значит, необходимо куда-нибудь уехать, чтобы все продумать и наметить план действий.
Ее скоропалительное решение взять несколько дней отпуска потребовало хитрых маневров от ее персонала, но они перетрясли ее расписание так, что пациенты не слишком пострадали. Доктор Шугармен согласился отплатить ей за услугу, оказанную несколько месяцев назад, и присмотреть за ее послеоперационными больными, включая Вика.
Она быстро собралась и всю дорогу гнала машину на предельных скоростях. Прогулка верхом на время избавила ее от беспокойных мыслей. Вскоре после ее возвращения подъехал Тоби Роббинс.
– Тебе вовсе не стоило так торопиться, Тоби, – сказала Ренни. Сразу после приезда она позвонила ему и сообщила, что одна планка на воротах плохо держится.
– Мне неприятно, что я сам не заметил.
– Да ничего особенного.
