– Примите поздравления, – усмехнулся он.
– Они уже были здесь, когда я приехала из больницы. Лозадо снова проник в мой дом, – заявила Ренни.
– Вы не позвонили и не сообщили.
– У меня не было возможности. Уэсли взглянул на ее помятую одежду.
– Он меня терроризировал! – воскликнула Ренни. – У него безумная идея, что я должна стать его большой любовью. – Она рассказала ему все, что говорил Лозадо, даже самые стыдные вещи. – Он применил ко мне силу. Думал, что я где-то спрятала «жучок».
– «Жучок»?
– Когда я упомянула об убийстве Ли Хоуэлла, он меня обыскал. Боялся, что я работаю на вас и хочу заманить его в западню.
– Что же, мы оба знаем, как он ошибается.
Ей не понравился его ехидный тон, и она сказала:
– Детектив Уэсли, я его сюда не приглашала. Почему вы так сразу решили, что он здесь с моего согласия?
– Вы что-нибудь разбивали? – спросил Уэсли, не отвечая ей.
– Вазу в ванной комнате. Он оставил там еще один букет. Я так разозлилась, что сбросила его в ванну.
– Мистер Уильяме выгуливал собаку на заднем дворе. Он услышал грохот, попытался вам позвонить, узнать, все ли у вас в порядке. – Уэсли заметил радиотелефон на журнальном столике.
Ренни взяла его и протянула Уэсли. Никаких гудков. Телефон был отключен так давно, что даже перестал пищать, возвещая о севших батареях.
– Думается, Лозадо не хотел, чтобы нам помешали, – тихо заметила она.
– Судя по всему.
Ренни положила трубку на стол и испуганно отдернула руку.
– Наверное, мне не следовало его трогать, – сказала она.
– У Лозадо нет отпечатков пальцев. Да это и не имеет значения. Мы и так знаем, что он был здесь, но ведь это не преступление.
– С каких пор проникновение в чужой дом перестало быть преступлением? Он вошел и чувствовал себя, как дома.
– Ну да. Мистер Уильямс как раз и сказал дежурной по 911, что Лозадо чувствует себя вольготно. После сообщения о шуме он добавил: «Подождите, я вижу ее и этого мужчину через кухонное окно. Такое впечатление, что все нормально, она его отлично знает». Что-то в этом духе. Однако диспетчер оказалась надежной, узнала ваш адрес и сообщила мне.
– Шпионите за мной.
– И позвонила мне, – продолжал Уэсли как ни в чем не бывало. – Сказала, что получила странный звонок от вашего соседа. Похоже, вы не очень-то сопротивлялись.
– Я боялась, что, если стану сопротивляться, закончу, как Салли Хортон.
– Весьма вероятно.
– Тогда почему вы вечно заставляете меня обороняться?
Уэсли лишь взглянул на нее и повернулся к выходу.
– Мне пора.
Он направился к двери, но Ренни догнала его, схватила за руку и повернула к себе лицом.
– Я заслуживаю ответа, детектив.
– Ладно, вот вам мой ответ, – сердито сказал он. – Вы не дали мне ни малейшего повода доверять вам, доктор, зато есть целая куча причин, по которым я не должен вам доверять.
– Как я могу убедить вас, что говорю правду? Вы поверили бы мне, если бы Лозадо меня сегодня убил?
– Не думаю, – ответил Уэсли, пожав плечами. – Салли Хортон, прежде чем стать его жертвой, была его любовницей.
– Он всего лишь хотел, чтобы она была счастлива.
– Ты шутишь?
– Перестань на меня так смотреть, Вик, – обиделся Орен. – Я этого не говорил. Доктор Ньютон повторила его слова.
Вик пролежал в реанимации два дня. Последние пять дней он находился в отдельной палате с видом на центр города из окна. Он уже мог лежать на спине. Рана до сих пор чертовски болела, особенно когда он вынужден был подниматься и ходить.
Каждая из этих прогулок, как он их называл, была равносильна восхождению на Эверест. Требовалось пять минут только на то, чтобы подняться с кровати. Сначала он с трудом ходил по палате, но сегодня рискнул выйти в холл и пройти туда и обратно. Медсестры оценили это, как величайшее достижение. Аплодировали ему. Он выругался и спросил, где они прячут свои нацистские униформы. Когда Вик вернулся в постель, он был весь мокрый от пота и слабый, как новорожденный.
Он с нетерпением ждал приема обезболивающего, которое получал регулярно. Оно не избавляло от боли, но делало ее терпимой. Он мог существовать с ней, если не слишком много об этом думал и сосредоточивался на чем-то другом. Например, на Лозадо.
