Шагая огромными шагами по испещренной тенями от липовых ветвей аллее, Алнис чувствовал себя великолепно. Уже в первом заходе напал на следы музыкального ящика. Возможно, получится бизнес даже в сотнях. Познакомился с оригинальной девушкой. А вообще-то он был дураком — зачем ложился на пол? Что могла ему пришить милиция? Что он сделал? Называл себя крысоловом? Граждане, кто из вас видел, спрашивал в свое время Остап Бендер. Свидетелей нет, есть только утверждения частных лиц. Единственное пятно в биографии — никелированные конские погремушки и календарь "Зубоскала". Но из-за этого не поднялась бы рука у милиционера возбудить дело даже за мелкое воровство, хотя были и усугубляющие вину обстоятельства:, длинные волосы, борода, сапоги на шнурках и жилет. Надо было позволить, пусть зовет милицию. От волнения осрамился. Да, трудно быть жуликом.
Решив, что на сегодня сделано достаточно, он вернулся в село, в магазине каменного дома купил две бутылки молока и батон белого хлеба. На берегу реки он приметил копны сена и, утомившись от зноя, свернул туда поесть и подремать до сумерек.
Выбрав большую копну на вешалах, Алнис вполз под нее, в этот сенной сарайчик, втащил рюкзак, снял сапоги и вытянулся: надо было проверить, не высовываются ли наружу голые ступни, от дороги их могли бы увидеть, а огромные размеры его ног смогли бы вызвать тревогу среди местных блюстителей порядка. Нет, копна прикрывала и ступни. Алнис погрузился в ароматный сон.
Разбудили его тамтамы судьбы: в ухо залезло маленькое насекомое, для большого там места не было гулять по барабанной перепонке, но устроило оно невыносимый шум.
Приподняв голову, Алнис ошалело тряс волосы, пока гром в ухе вдруг не прекратился — сенная блоха радостно выпрыгнула из уха к другим сенным блошкам. Высунув голову из своего приюта, Алнис понял, что пора приниматься за дело — июльская ночь намного темнее не станет, к тому же дождь собирался: под копну с подвыванием тянул сырой ветер и облака опустились до макушек деревьев. Рюкзак не стоило таскать с собой, лучше этого ночлег не найти.
Часовенка находилась неподалеку, только черт его знает почему обители покойников оживляются именно ночью: в липах над крышей и за развалившейся каменной оградой мистически шуршало. Казалось, там дрожат замерзающие в сырой каменной часовне пентесские бароны; По тропинке катился темный клубок… Мини-черт, мнни-нечисть? Еж нашел самое подходящее время, чтобы охотиться на навозных жуков…
Прежде всего Алнис ощупал оставшиеся обрывки цепи, выкопанной наподобие сплетенных терновых венцов. Оказалось, что днем с чердака Гундегас он каким-то образом прихватил с собой нечто наподобие лома. С трудом и кряхтеньем ему удалось выломать петлю цепи из каменного столбика. Чтобы цепь не мешалась, он обвязал ее вокруг пояса. Затем вытащил нож. Лезвие ножа было коротким, им нельзя было даже лягушку заколоть, но при ноже имелась еще и отвертка, короткая, толстая, крепкая. И круглоголовые винты подались! Через полчаса у Алниса в руках была увесистая дверная ручка с отлитой головой человека. То ли медное создание улыбалось, то ли показывало язык, в темноте нельзя было определить.
Было бы непростительной небрежностью не проверить, не спрятался ли в углах часовни какой-нибудь ангелочек из доломита. Чудеса какие! Стоило только приподнять дверь, как она сама открылась. Днем он не заметил того, что она просто осела.
Внутри было темно, как в животе негра. Прикрыв дверь, чтобы кто-нибудь, снаружи приметив свет, не подумал бы, что пентесские бароны по ночам курят да играют в карты, он зажег спичку. На уровне глаз на расцвеченной плесенью стене находился электрический выключатель! Убедившись, что дверь плотно закрыта и окон нет, он повернул этот выключатель. Вспыхнула голая, тускловатая, самая дешевая двадцатипятиваттная лампочка. Опять неожиданность — ни одного побитого кирпича, ни одного осыпавшегося пятна штукатурной трухи, ни одной брошенной бутылки или пустой банки из-под салаки в томате, какие нередко валяются в старых часовнях. Но там, где электрическое освещение, нечего и надеяться найти ангелочков. Они давно улетели. В бывшей часовне был просто склад: по обеим сторонам до потолка забитый картонными коробками, на этикетках которых виднелась допотопная обувь: боты с резиновой подошвой, туфли на пористой подошве и с брезентовым верхом.