— А не начнет ли придираться эта деревенщина? — размышляла Байба, рассматривая вечером свою рубашку, испещренную надписями.
— В Амстердаме даже перед дворцом королевы могут ходить в лохмотьях и с бородой. Попробуй в Риге у исполкома…
И они, опасаясь местных обывателей, надели через головы нечто вроде накидок, которые изготовили в Риге из детского клетчатого одеяла, растеребив бахрому по краям, а в середине прорезав дыру. Некоторые девушки сами ткут пончо, но для чего же тогда создавалась тяжелая и легкая промышленность?
Опасения Бинниев оказались обоснованными. У входного портала дома культуры, украшенного полуколоннами, стоял тучный мужчина в коричневом костюме в мелкую клетку. Сверкающий галстук, должно быть, душил его, он часто засовывал палец за воротник рубашки, и глаза его в такие минуты немножко выкатывались наружу. Этот мужчина был Касперьюст, выполняющий сегодня обязанности ответственного дежурного.
— Товарищ, у вас нет галстука, — перехваченным, будто прокуренным голосом спокойно пояснил он.
— Это, старина, я и сам знаю! — Броня схватил медную дверную ручку, которая чудом не была пущена в расход во время последней войны.
— В таком случае на вечер вам нельзя. Пожалуйста, ознакомьтесь! — И Касперьюст сам открыл высокую дверь.
В фойе над окошком кассы была прикреплена вывеска, на которой первая буква каждой строчки была устрашающе большой и красной, как пожарная машина.
— Видите! — Касперьюст приложил палец к соответствующему месту: — "На вечер необходимо являться в приличной одежде и при галстуке. Исключение — рубашки с отложными воротниками. Не допускаются жакеты вязаные, кожаные или из кожзаменителей".
— Этот свиток был написан еще до моего рождения, когда предки ходили в ботинках со шнурками, так что ко мне это не относится. Что на мне неприличное?
— На вас нет рубашки и галстука. Такой… такой… плед в списке приличной одежды не предусмотрен.
— Ну так предусмотрите и получите медаль за изобретение. Пончо молодежь носит во всем мире, — зачирикала Байба.
— В мире может быть, но не в Бирзгале. — Касперьюст не терял спокойствия, потому что на его стороне была правда в письменном виде.
— Англичане не пьют, не курят, только немножко врут, — в разговор вмешался приятный голос. Заметив единственные пончо, подошел Бертул. — Не будем говорить, что пончо молодежь носит во всем мире. Кое-где носят. Зато я согласен, что эту одежду, пока она чистая, можно причислить к приличной. Для молодежи до двадцати пяти лет, а для индейцев в Боливии — на всю жизнь. Может, товарищ директор, впустим? Видите, туфли у них сверкают. — Биннии казались забавно современными, хотя и не особенно лестным было подчеркнутое безразличие, с каким оба выслушивали его защитную речь. Но разве не читано в зарубежных журналах, что равнодушие ко всему окружению, помимо еды, и есть современное проявление самоуверенности и самосознания молодежи?
— Вы из Риги? — начал тактическое отступление Касперьюст.
— Да, и только! — в один голос отозвались Биннии.
— Возможно, вы еще не читали правила поведении нашего дома культуры? Ладно, на сей раз впустим.
Спина Касперьюста сместилась и открыла кассовое окошечко. Биннии оставили там рубль двадцать и рука об руку отправились в зал. Не поворачивая головы, вращая только глазами, как хамелеоны, они заметили, что достигнут уже умеренный эффект — взоры молодежи выражали определенное внимание. В Риге они не были бы и вторыми, а в Бирзгале в пончо первые. Бимини чувствовали себя вполне как Каи Юлий Цезарь, когда он диктовал секретарю, что про него следует записать в паши учебники: "Лучше в деревне быть первым, чем в Риме вторым".
Бертул тоже вошел в зал, чтобы освоить вечер отдыха этого дома культуры. Первое впечатление: зал со скошенным потолком, который в дневной тишине казался внушительно большим, как величественный кафедральный собор, стал меньше и на самом деле являлся всего лишь основательной духовкой, как в прямом, так и в переносном смысле слова.
Духи не только хорошие, но и дешевые, натертый паркет не пылил, и все же воздух тут не соответствовал стандартам. Бертул обошел высокие окна. То ли Касперьюст, экономя дрова, то ли какой-нибудь индивидуальный застройщик убрал все оконные медные ручки. Вместо этого были вогнаны гвозди, так что свежий воздух можно впустить, только выбив стекла… Как бывшего туберкулезника, Бертула этот вопрос интересовал особо. Он записал себе: "Сквозняк".
