Не пасьянс раскладывал Крал, и не карты лежали аккуратными рядками на его столе. Это просто так выглядело, когда он раскладывал письма. Края писем уже пожелтели, как старая слоновая кость, и порядком истлели. Он сличал их с какими-то заметками в своей записной книжке и говорил:
— В будущем месяце в Женеве состоится большой аукцион марок. Вот я решил послать туда и свою долю, надо же запастись средствами для покупки марок в новом году…
Я рассчитываю, что они вызовут сенсацию. Это довольно увесистый пакетик. Вы увидите по маркам старый австро-венгерский способ оплаты почтового сбора. Коллекция того времени, когда Австрия воевала с Италией и Данией. Надо сказать, что после мировой войны коллекционеры заинтересовались полевой почтой. Я посылаю в Женеву еще кое-какие старые марки. Далее, экземпляры смешанной оплаты сбора ломбардийско-венецианскими марками, — вы узнаете по ним военную судьбу Италии, до освобождения, — и марками маленьких итальянских государств, которые незадолго до 1850 г. были оккупированы Австрией. И, наконец, экземпляры с оплатой сбора австрийскими марками, причем из Майнца — черт побери, вот это когда-то было государство, эта Австро-Венгрия! Посылаю и другие редкости. А потом я еще выбрал для аукциона немые штемпеля. И на них в мире имеется спрос.
Крал принялся выравнивать в стопочку письма, на которых марки были погашены различными кругами, звездами, решетками, зубчатыми и мельничными колесами вместо положенных круглых официальных печатей с обозначением места и даты.
— Сотни людей, — продолжал говорить Крал, — страстно рыскают по свету в поисках именно этих марок и этих штемпелей. Конечно же, Крал имеет такие великолепные и вечно свежие запасы, что может прибавить к пакетику еще немало редкостей. Для каждого заинтересованного в аукционном пакетике найдется приманка, на которую он клюнет. Я уже ясно вижу, как ринутся на эти марки коллекционеры, как захотят перещеголять друг друга в цене! Пожалуй, я получу порядочную сумму. Человек должен быть психологом, мой друг.
— В данном случае хорошим коммерсантом, а психологом — об этом спорить не станем, — вставил я, но, вспомнив, что в банке его недооценивают из-за недостаточного коммерческого таланта, я решил ему, однако, немного польстить.— Но коммерсант вы знаменитый.
— Я — коммерсант?! — воскликнул Крал с нескрываемым презрением. Не знаю, было ли оно направлено против коммерсантов или против своих собственных качеств. — Будь я коммерсантом, я обладал бы кое-чем посолиднее, нежели коллекция марок. Вот коммерсант, с которым мы одновременно начинали собирать марки, — тот действительно был настоящим коммерсантом. Он учился со мной в первом классе гимназии и звали его Гуго Шварц. Отец его торговал хлебом и кожами в Будейовицах. Когда мы, мальчишки, обменивались с Гуго, то всегда несли убытки. Он постоянно обводил нас вокруг пальца. Его папаша — единственный из всех папаш наших мальчишек — помогал ему собирать марки, снабжал его марками из какого-то неизвестного источника, который мы, остальные, тщетно разыскивали. «Парень учится таким манером торговать», — говаривал старый Шварц. И он не ошибся. Позднее парень бросил марки, быстро продвинулся, стал, наконец, директором какого-то банка и в качестве административного советника заседает не менее чем в тридцати местах. А я? Нет, я никогда не был коммерсантом. Но психологом я был с рождения.
И Крал обвел глазами шкафы с марками, стоявшими вокруг по всей комнате.
— Вот оно, мое имущество, накопленное за шестьдесят лет. Его основание я заложил в десять лет. Вот, посмотрю я на него так и спрашиваю себя, имеет ли моя коллекция
