– Ну-ка, скажи, кто здесь выглядит особенно нарядно? – шепотом спросила Кейт у Маленького Майка. – Кто здесь самый стильный?
Он тут же указал на отца Джона. Что и говорить, у мальчика был острый глазок.
Кейт слышала, что и у Патрика бурчит в животе от голода. Маленький Майк грустно сосал кулачок, а отец Джон все продолжал рассуждать о различных идеях «модернизации» церкви.
– Можно, например, использовать тамбурины. Они очень популярны в народе.
– По-моему, он собирается обратить нас в протестантство, – шепнул Патрик.
Когда месса, наконец, закончилась, они отправились завтракать в «Капитолий» и устроились за стойкой, а не за отдельным столиком, чтобы Маленький Майк мог сколько угодно вертеться в разные стороны на крутящейся табуретке. Они до отвала наелись оладий, пропахли кленовым сиропом и выпили немало стаканов молока через бумажную соломинку. Патрик показал Маленькому Майку, как удержать в равновесии ложку, пристроив ее на кончик носа. А потом все втроем попробовали это сделать – и у всех получилось, так что они радостно улыбались официантке, которая почему-то не выказала особого восторга. Они так и ушли из ресторана, весело смеясь, и Кейт с Патриком держали за ручки Маленького Майка. Затем они медленно пошли по Бродвею – им надо было проводить мальчика домой, – останавливаясь у каждой витрины и показывая Майку самые разнообразные вещи – от стальных лопат для уборки снега до жестянок с фруктовым печеньем, сложенных в пирамиды. Годился любой предлог, дававший возможность подольше не выпускать из своей руки его маленькую ручонку.
Когда Патрик и Кейт, заведя Маленького Майка домой, добрались, наконец, до «Мясной лавки Харриса», там стоял прямо-таки ледяной холод. Отопление со вчерашнего дня было выключено. Губы Патрика все еще пахли кленовым сиропом, когда он поцеловал Кейт. Но поцеловал он ее только один раз и сказал:
– Тебе нужно переодеться. У свинины особый запах, и ты потом просто так от него не избавишься. Наверняка еще придется принять ванну, а волосы ополоснуть лимонным соком.
Кейт оставалось лишь надеяться, что розовая шляпка не впитает этот противный запах. Шляпку и свое хорошее шерстяное пальто она отнесла наверх, в квартиру, и положила на кресло Пег – казалось, что там все это будет в безопасности.
Патрик, облачившись в белый халат, открыл дверь в холодильную комнату и деловито предложил:
– Как только переоденешься, можешь заняться колбасой. Я буду делать черную кровяную колбасу, и ты, если ничего не имеешь против вида крови, мне поможешь.
На самом деле Кейт как раз много чего «имела против вида крови» и, должно быть, сильно побледнела, потому что Патрик, взглянув на нее, заметил:
– Хотя, конечно, к этому нужно сперва немного привыкнуть.
Как только Кейт надела «мясницкую униформу», как называл Патрик это одеяние, ранее принадлежавшее Пег, она поняла, что с ее стороны было большой ошибкой предложить Патрику помощь. Халат оказался из дешевого нейлона и размера на два больше, чем нужно. Кейт подпоясала его мясницкой бечевкой, сознавая, что все это ей совершенно не подходит – ни халат, ни мерзкий запах свинины, ни ведра с кровью, – и вряд ли она когда-нибудь ко всему этому сумеет привыкнуть.
В холодильной комнате было еще холодней, чем в самом магазине, и царил полумрак. Собственно, над дверью горела только красная лампочка, отчего комната казалась похожей на сцену ада из уличного спектакля. От землистого запаха крови и гниения Кейт подташнивало. Она дернула за шнурок выключателя у себя над головой и зажгла верхний свет.
– Как ты что-то здесь видишь без света? – спросила она.
– Я на ощупь знаю, где что лежит, – сказал Патрик. – Мне вполне достаточно света от красной сигнальной лампочки. Зачем зря жечь электричество?
Голая лампочка под потолком покачивалась и действительно была слишком яркой; сперва свет даже немного ослепил Кейт, но вскоре глаза привыкли, и она увидела, что половина несчастной коровы по-прежнему висит на крюке, а длинные, обитые нержавейкой полки заполнены дюжинами бледных индюшачьих тушек, ощипанных и безголовых; тушки лежали в два ряда строго по размеру.
