К сожалению, теперь было ясно: если Супруге П. не понравится розовый костюм, Хозяйкам «Chez Ninon» ничего и не заплатят. В памятке об этом говорилось вполне четко. И теперь Кейт постоянно думала об этом, как, впрочем, и все в «Chez Ninon». Каждый раз, когда звонил телефон, в мастерской воцарялась тишина. Мисс Софи рассказывала девушкам, что стюардессы всегда позволяют миссис Такаберри МакАдо во время полета держать ее песика Фреда на коленях. В общем, если кто и мог убедить Первую леди, что это действительно стоящий костюм, то только она, миссис Такаберри МакАдо, племянница мисс Ноны.
Отец Джон провел их к себе в кабинет и включил свет. Эта комната тоже была отделана деревянными панелями, отчего казалась темноватой и очень похожей на кабинет матушки настоятельницы в монастырской школе, где училась Кейт. Сунув ручищи в карманы кардигана, отчего карманы сразу вытянулись и потеряли форму, отец Джон прислонился к дверному косяку и сразу стал куда больше похож на растрепанного студента, а не на священника.
– Должен предупредить, – сказал он, – что меня «приводит в восторг» уже одно лишь выражение ужаса, написанное у вас на лицах. Так что я не выпущу вас отсюда до тех пор, пока не будет назначен день свадьбы.
– Как это мило! – сказала Кейт.
– Всего лишь честное предупреждение, – улыбнулся священник и вышел, закрыв за собой дверь.
Патрик, разумеется, тут же вытащил очки, взял со столика газету и спросил у Кейт:
– А ты ничего почитать не хочешь?
За дверью скрипнула половица, и Кейт подумала: а что, если отец Джон так и остался стоять за закрытой дверью, подслушивая, о чем они будут говорить, и вынашивая в их отношении стратегические планы? На футбольном поле он всегда был отменным стратегом. В общем-то, не требовалось особого воображения, чтобы предположить, что он вполне может подслушивать. В конце концов, на сей счет не существует никакой заповеди.
– Хочешь, я отдам тебе страницы, предназначенные для женщин? – предложил Патрик.
– Да нет, мне и так отлично, – ответила Кейт.
Патрик наклонился и застенчиво поцеловал ее в щеку. Глаза у него в это мгновение были как небо и море. Ему явно не меньше отца Джона хотелось получить от Кейт хоть какой-то ответ. Но давить он не хотел.
– Если хочешь, мы можем потихоньку улизнуть, пока отец Джон не вернулся, – сказал он.
– И он прибавит еще по одному полному розарию к тем молитвам, которые мы и без того должны будем прочесть в качестве наказания.
– Это верно.
Патрик углубился в спортивный раздел, а Кейт вытащила отцовское письмо. На конверте стоял штемпель отеля «Коммодор» в Кове. В свое время отель был просто великолепен. Именно в нем провели свою последнюю ночь на берегу пассажиры «Титаника». Возможно, там останавливались и представители семейства Ли, к которому принадлежала Супруга П. Конверт отец явно стащил. Вечно он таскает канцелярские принадлежности из всяких симпатичных отелей, подумала Кейт. Достаточно открытых дверей – иного приглашения ему не требуется. По-прежнему неисправим! Она вскрыла конверт и помимо письма обнаружила там еще кое-что.
– Лепестки розы! – Кейт совершенно о них забыла.
Патрик оторвался от газеты и посмотрел на нее. А она, достав из конверта несколько лепестков, показала их ему. Это были лепестки из их сада; коричневые, сморщенные; отец явно положил их между страницами какой-то книги в тот день, когда она уехала. Лепестки так пересохли, что крошились под пальцами.
Услышав, что ты вроде бы собираешься замуж, я пристроил твоего младенца Иисуса на церковном дворе, писал отец. Дай мне знать, когда Он сможет снова войти в наш дом. Он выглядит каким-то грязным.
Иисус Пражский. Как давно Кейт не вспоминала об этой статуэтке! Считалось, что девушке очень повезло, если у нее есть такой; его обычно выставляли на подоконник, и Кейт тоже так поступала. А еще она любила шить для своего Иисуса одежды из атласа к разным церковным праздникам. На голове у Иисуса красовалась обклеенная стразами корона, а в руке он держал крошечную глиняную державу. Выглядел он вполне царственно и сулил удачу. Считалось, что если ты одеваешь своего Иисуса, заботишься о нем, молишься ему, то вскоре непременно удачно выйдешь замуж. Затем можно было передать фигурку Иисуса своей дочке. Во всяком случае, в Кове именно так всегда и поступали. Иисуса Пражского выносили наружу в день свадьбы, чтобы денек выдался непременно солнечный, как и вся дальнейшая жизнь жениха и невесты.
