Все это я почерпнула из первого действия.
Я не хотела бы показаться неблагоразумной. Знала, что писатели должны переносить на бумагу какие-то свои наблюдения из реальной жизни. Но в этой пьесе Флейшман зачерпнул из реальности слишком много. И что мне оставалось делать? Отобрать у него компьютер? Наверное, я могла бы топнуть ножкой, но с запретами у меня проблемы. Опять же, следует признать, — я испугалась. Мне нравилось иметь Флейшмана в друзьях, пусть этим все и ограничивалось, не хотелось отдалять его от себя.
Меня успокаивала уверенность в том, что пьесу он никогда не допишет, а если и допишет, не видать ей света рампы. Пробиться на сцену было куда труднее, чем мы предполагали, когда учились в нашем маленьком колледже в Огайо. Уэнди решила продолжать учебу и успешно продвигалась по выбранному пути, но Флейшман твердо заявил, что он свое отучился.
— Я рад, что ты вдохновился. — Мне хотелось поддержать друга — может, он вдохновится сочинить что-то еще.
Он поднял стакан с дешевым бочковым вином:
— За новые начала.
Я чокнулась с ним чайной чашкой.
Флейшман вновь откинулся на спинку диванчика, мечтательно вздохнул, зачаровав меня взглядом.
— Не знаю, что бы я без тебя делал.
Я нервно хохотнула.
— Тебя послушать, так ты или готовишься получить «Оскара», или податься за моря.
— Иногда меня это поражает. Мы так давно дружим.
— Целых шесть лет.
— Разве это не долгий срок?
— Вся жизнь… если б нам было по шесть…
Он пожал плечами:
— Я ни с кем так долго не дружил, и, что самое удивительное, наша дружба выдерживает испытание временем. Много бывших бойфрендов остались тебе друзьями?
Мне пришлось признать — только он.
— И ты — единственная бывшая герлфренд, с которой я продолжаю общаться. Если вижу других, поскорее ныряю на боковую улочку или перехожу в другой проход в магазине, чтобы избежать встречи.
— Я польщена.
— Полагаю, разница с остальными в следующем: мы всегда знали, что, сойдясь, допустили ошибку.
Я промолчала, подумав: «Неужели знали?»
Он пояснил:
— Все равно как в старом «Шоу Дика ван Дайка»[25], если бы Роб убежал с Салли.
Я начала смеяться, но смех тут же застрял в горле. Мне совершенно не нравилось сравнение.
И потом, а если бы Роб убежал с Салли? Что в этом было бы такого ужасного? Конечно, она не была Мэри Тайлер Мур[26], но умела шутить, петь. Подумайте о том, много ли радости видел Роб в жизни. В «Шоу Алана Брейди» они все время смеялись, а вот дома его ждала суета и головные боли, няньки и маленький Ричи (Салли никогда не оставила бы его с маленьким Ричи).
Флейшман щелкнул пальцами.
— Ребекка!
Из «Шоу Дика ван Дайка» я вернулась в настоящее.
— Да?
— Ты собралась защищать Салли, не так ли?
Я подавилась чаем.
— Ладно, я тебя поняла. Мы не собирались быть такими, как они.
— Точно. Большинство людей тоже не собираются. Чудо в другом. Мы поняли, что это большая ошибка, до того, как задели чувства друг друга.
— Точно, — кивнула я.
Когда обед подходил к концу, Флейшман взглянул на часы и чуть не опрокинул стакан с водой — так энергично махнул рукой, подзывая официанта.
— Что случилось? — спросила я.
— Я должен вернуться.
Я нахмурилась:
— Куда?
— Домой. У меня свидание.
Вот она, дружеская близость. Я скрипнула зубами.
— Правда? С кем?
— Женщина с работы. Дори. Она выставляет картину в какой-то галерее, но я думаю, что это скорее кафетерий, чем галерея. Наверняка какая-нибудь мура, но я обещал пойти. — Он пожал плечами. — Дори вообще-то не в моем вкусе, она робкая и неуверенная в себе, но по какой-то причине прониклась ко мне доверием.
Я допила чай, давно уже остывший. Флейшман частенько встречался с женщинами по уикэндам. Я тоже ходила на свидания, но не так часто (если честно, гораздо реже). И однако всякий раз, когда он говорил, что куда-то с кем-то идет, я чувствовала, как в меня вонзается маленький нож.
И еще я слышала предупреждающий голос Уэнди.
Но игнорировала его. Как выразился Флейшман, ему и мне повезло: мы поняли, что это большая ошибка, до того, как задели чувства друг друга.
В мой первый рабочий день (как будто могло быть по-другому) шел дождь. Жуткий ливень, под которым невозможно не промокнуть. Я надела бесформенное всепогодное пальто поверх одного из костюмов Наташи Флейшман. От «Шанель», очень элегантного. Потом схватила самый большой зонт, какой только смогла найти, и по лужам зашлепала на Манхэттен. Когда идет дождь, в подземке отвратительно. Даже если в вагонах не жарко, слишком уж много мокрых тел в ограниченном пространстве — это давит на психику. И в толчее как-то не верилось, что меня ждут великие свершения, о которых несколькими днями раньше вещал Флейшман.
