- Не дергайся. Я вожу с тринадцати лет. Как только ноги достали до педалей, отец давал мне покрутить руль. У нас был старый, ещё дедовский "Москвич". Права получил два года назад. И с тех пор перепробовал, наверное, все марки. Можно включить магнитолу? - Одной рукой Юл перебирал кассеты, разглядывая надписи. - Вот это, думаю, пойдет. - Он нажал кнопку и в теплый салон ворвался голос Хулио Иглесиаса.
Сжав зубы, я закрыла глаза. Под эти испанские стенания мы начинали с Сергеем нашу семейную жизнь в дощатом домике крымской турбазы. Тогда этот певец был совсем неизвестен у нас, кассету привезли из Мехико и подарили к свадьбе друзья мамы.
- Кажется, невозможно найти человека, у которого под эти мелодии не происходило бы нечто весьма лирическое. - Зло сказал Юл. - Лайза предпочитала заниматься любовью в романтическом звуковом оформлении, а на трезвую голову выбирала что-нибудь "покруче"... И тебя, вижу, достало. - Юл остановил мою руку, тянущуюся к клавише выключателя. - Я знаю, что больно. Но хочу, чтобы и для тебя, и для меня этот голос и эта музыка были связаны только с этим зимним вечером и с предощущением чуда, которое ждет нас... Я отрекаюсь от прошлого... Слушай: "Любовь, только любовь, одна любовь живет в наших сердцах. И никогда не будет ничего другого, потому она бессмертна", - перевел Юлий и смущенно признался: я учил испанский в институте два года. А слово "аморе" запомнил в первую очередь.
- Достаточно. Лучше помолчим. - Я выключила магнитофон. - Мы обречены топтаться по уже хоженным тропам, попадая на чьи-то следы...
- Но у нас будут общие воспоминания. Обязательно будут. Посмотри на меня. Эй. посмотри, Слава!
Сидящий за рулем мужчина был незнаком мне. Уверенную осанку, азартный блеск в глазах и даже гордо вздернутый подбородок я видела впервые. Он был старше и сильнее меня. И он был прекрасен.
- Голова кружится. - Почувствовав внезапную слабость, я откинулась в кресле. - Я запомню это дерзкое выражение лица и буду хранить его в копилке общих воспоминаний... Кстати, там уже не так мало трофеев... Я помню нашу первую беседу, и вторую, и встречу в Останкино...
- И ещё ты запомнишь это. - Круто свернув с шоссе на узкую дорожку среди елок, Юлий остановился. Меня поразила внезапная тишина и темнота, пересекаемая пунктирами проносившихся по шоссе автомобилей. Их фары на мгновение пронизывали сумрак салона, как свет привокзальных фонарей купе проносящегося поезда. Юлий нажал рычаги - спинки сидений упали, открывая нам путь друг к другу.
Мы целовались бешено, страстно, нежно. Как изголодавшие любовники и как верные супруги. Мы теряли голову, шепча слова признаний и выныривали на свет скепсиса и горечи, когда хотелось обижать и мучать. За то, что полного счастья и полной близости не было и не могло быть. Я металась в жару на сброшенном "леопарде" в расстегнутой блузке, с обнаженной грудью, отдаваясь в самозабвении его рукам и губам. Я стискивала его виски, покрывая поцелуями горячее, худое лицо, нежную, колкую у подбородка шею с пульсирующей в выемке жилкой.
- Поедем ко мне. - Он резко встряхнулся, вернул кресла на место и включил мотор. Все это, не глядя на меня, с какой-то деловитой обреченностью.
Резко развернувшись, мы помчались в город. У въезда на Ленинградский проспект, я придержала руку, лежащую на руле:
- Пожалуйста, не надо.
Машина послушно остановилась у обочины. Пошарив за пазухой, Юл извлек что-то маленькое и пушистое.
- Чуть не забыл. Поймал у метро "Динамо", пока ждал тебя. Кажется, это бурундук. На более крупного зверя меня не хватило. Пусть слушается свою хозяйку. - Он прикрепил игрушку за тесемочку к зеркальцу ветрового стекла. Затем, не глядя на меня, вышел, аккуратно захлопнув дверцу.
- Постой! - Крикнула я вслед удалявшемуся Юлу и, выскочив из машины, догнала его. Все, что угодно, только не смотреть на удаляющуюся от меня спину. - Давай, посидим минуту. Смотри, как торжественно!
В маленьком сквере перед въездом в Академию имени Жуковского было пусто, тихо, бело, как на краю света. Юл перешагнул через грязный сугроб и, склонив голову, остановился у памятника. Генерал из черного мрамора грозно смотрел вдаль, пытаясь разглядеть, наверно, здание аэровокзала по ту сторону проспекта и перспективы российского воздухоплавания в целом.
