— Вот видишь, ей так его не хватало… — тихонько шепнул он.
Пат опустила ресницы.
— Наверное.
Селия и Чарльз, встревоженные столь долгим отсутствием «девочек», уже тоже появились на верхней, окаймленной резными дубовыми балясинами площадке.
— Познакомьтесь, это Жаклин, жена Стива, а это… — Пат указала на Джанет, гордо подходящую к бабушке, — это еще один ваш внук.
И через полчаса все семеро, включая маленького Фергуса, спавшего на руке Стива, снова сидели за столом, который по мере прибавления гостей становился все более торжественным и праздничным. Стоял гомон от множества голосов, говорящих обо всем сразу и все вместе. Даже прозрачно-белое лицо Жаклин порозовело, и Чарльз, с удовольствием истинного ценителя женственности, уже говорил ей, что такого глубинного материнства в современных женщинах и не встретишь. Действительно, в каждом чуть замедленном округлом жесте, в низком грудном голосе, в тяжелой груди и широких покатых бедрах Жаклин звучала воплощенная мечта о ребенке. Пат сидела рядом со Стивом.
— Да, сейчас она просто прелестна в этой спелости. Но, ты сам знаешь, Стиви, я бы так не смогла. Я сделана из другого теста. — Пат усмехнулась и тряхнула головой, отчего по волосам брызнули золотые в свете свечей искры. Только тут Стив заметил узкую седую прядь.
— Тебе было плохо, Пат? — тихо проговорил он ей на ухо.
— Нет, слишком хорошо. Знаешь, от счастья тоже стареешь. — И невольно выдавая свои мысли, спросила, не выдержав: — Так ты узнал что-нибудь о… о том своем сыне?
Стив посмотрел на нее, внезапно до боли напомнив Милоша.
— Еще бы. Но об этом чуть позже.
А праздник разгорался. Уже были произнесены тосты и за Шервудский лес, и за здоровье королевы, и за новорожденного, и за встречу. Пламя свечей, колеблясь, причудливо освещало лица, в счастливом возбуждении все чем‑то похожие друг на друга. Но Стив начал то и дело поглядывать на часы.
— Разве вы куда-то торопитесь? — удивилась Пат.
— Нет. Тороплюсь не я. — И он улыбнулся.
Приближалось одиннадцать часов — время рождественской звезды. Четвертый баронет встал и потребовал внимания, но, как и в прошлый раз, не успел он начать свой тост, как снизу раздался на этот раз тихий неуверенный стук дверного молоточка, который вряд ли был бы услышан, если б на секунду Чарльз не добился всеобщего молчания. Стук повторился, и молчание стало еще внушительней. Первой, конечно, опять не выдержала Джанет.
— Может быть, это усталый путник? — осторожно спросила она, не обращаясь ни к кому в отдельности. — Надо открыть.
— Господи, чем у тебя забита голова! — вздохнула Селия. — Ну, что же, иди открой.
И Джанет убежала. Но на этот раз снизу не донеслось ни звука. Встревоженная Пат уже хотела было спуститься, но Стив мягко остановил ее:
— Не надо. Подожди. — А Жаклин ласково улыбнулась.
И вот минут через пять, когда всеобщее любопытство уже достигло предела, широкие двери зала распахнулись, и в их резном проеме возникла Джанет, держащая за руку высокого черноволосого юношу.
— Это Милош! — торжествующе провозгласила она. — Еще один мой брат. — И, не в состоянии сдерживать больше восторг, завизжала: — Наконец-то старший! Папа, папочка, как здорово! — Бросив оторопевшего Милоша, она кинулась на шею Стиву.
Старики поднялись с мест, Джанет верещала, Жаклин уже шла навстречу юноше, улыбаясь своей тихой приветливой улыбкой, и лишь Пат, чувствуя, как оттаивает внутри тяжелый ледяной камень, лежавший в ее груди после женевского аэропорта, не отрываясь, смотрела на повзрослевшее родное лицо.
— Ты что, Патти! — тронул ее за плечо Стив. — Это и есть Милош, мой сын. Я тогда же, после нашего разговора, позвонил своим в Женеву, и они в двадцать четыре часа нашли мне этого юного сумасброда. А потом еще проще: я позвонил ему, мы по-мужски поговорили, и я взял с него честное слово, что он приедет сюда на Рождество. Правду я говорю, а, Милош?
— Правду, отец. — Он подошел поближе к Стиву, и Пат увидела, какой любовью загорелись черные глаза!
— Милош… — прошептала она и, встав, заставила себя все забыть и обняла его как родного. — Йованка умерла, но теперь у тебя будут две мамы, — шепнула она ему в закрасневшееся опущенное лицо.
