В тот же вечер Себастьян пришел в дом приходского священника, чтобы подарить Джудит стихи, написанные в ее честь. Теперь она понимала, что это было не лучшее его творение, но тогда едва не упала в обморок от восторга. Прежде в ее жизни не случалось ничего подобного, и в том нежном возрасте она была открыта всему романтическому. Теперь, с высоты своих почти тридцати, Джудит лишь сокрушенно качала головой, размышляя о том, какой глупой девчонкой она была.
Ее родители были в замешательстве и даже испытывали некоторое благоговение перед Себастьяном. Они не возражали против столь замечательного поклонника их юной дочери. Если у них и были какие-то неясные сомнения, то они быстро развеялись его безупречными манерами и поведением, а также непоколебимой приверженностью протестантской вере.
Джудит и Себастьян поженились через полгода после знакомства и поселились в Мейфилде, большом современном доме из красного кирпича, в котором было пять спален и зимний сад. Теперь-то она понимала, что дом был не таким уж большим, но после тесного и обшарпанного домика приходского священника он казался раем. И она была хозяйкой этого рая, у нее были деньги, чтобы купить все необходимое, она стала женой человека, который неустанно любовался ею и посвящал ей свои стихи.
Потом все это стало надоедать.
Тогда, в юности, ей казалось, что в этом виновата она сама. Как можно возражать против того, чтобы тобой восхищались, чтобы тебя обожали, даже если нужно непременно сидеть в определенном положении в лучах солнца, пока тебе слагают оды? Возможно, ей не нужны развлечения, посещения соседей, друзья, смех, танцы…
Себастьян хотел только мира, покоя и общества милой жены. Даже если Джудит играла на фортепиано, что не было ее любимым занятием, она должна была исполнять только медленные пьесы мечтательного характера. Оживленная музыка, смех и беготня были запрещены, поскольку могли нарушить ход поэтических мыслей в голове Себастьяна.
Прошло несколько месяцев, прежде чем она осмелилась поинтересоваться физической стороной брака. Хотя подробности были ей неведомы, она все же выросла в деревне и знала, что для рождения детей одних поцелуев недостаточно. А стать матерью ей очень хотелось, потому что от скуки некуда было себя девать.
Ее вопрос смутил Себастьяна, но в туже ночь он пришел в ее спальню, потом еще и еще… В конце концов Джудит забеременела.
Поначалу Себастьян радовался мыслям о детях. В ожидании первенца он написал множество стихов о спящих херувимах и нежных матерях. Его самое знаменитое стихотворение «Моя ангельская невеста» было написано вскоре после рождения Бастьена. Но дети от природы непоседливы и шумливы. Бастьен не стал исключением, как и родившаяся следом Роузи. Дети стали огромной радостью для Джудит, но ее семейная жизнь превратилась в постоянную борьбу за предоставление им необходимой свободы. Это было ужасно, потому что муж становился все раздражительнее и капризнее, временами устраивал сварливые ссоры и упрямо требовал полной тишины в доме. Вся романтика отношений постепенно улетучилась, и в один прекрасный день Джудит поняла, что больше не любит мужа, а может, и не любила никогда. Ей перестали нравиться его стихи, которые теперь она считала сентиментальной ерундой. Когда Джудит видела мужа в папильотках, ей едва удавалось подавить разбиравший ее смех.
Впрочем, она уже ничего не могла поделать. Она была благодарна мужу хотя бы за то, что он все реже и реже посещал супружеское ложе. Прелестные таинства физической близости, бывшие когда-то предметом озорных и волнующих девичьих перешептываний, оказались весьма скучным и малоприятным занятием, не приносящим никакого удовольствия.
В том, что их брак потерпел неудачу, нельзя было винить одного Себастьяна, в общем и целом он был добрым и великодушным человеком, а его стихи свидетельствовали об искренней любви. Вина лежала на Джудит, которая была романтической дурочкой в свои шестнадцать лет. Поэтому она продолжала стараться изо всех сил, чтобы создать уютный дом для всей семьи, и относилась к Себастьяну скорее как к еще одному ребенку.
