– О Боже! – выдохнула потрясенная Джудит.
– Необычно, правда? – сухо заметил Леандр. – Восхищаясь вкусом моего деда, трудно понять, почему мне все-таки здесь не нравится.
Джудит боялась до чего-либо дотронуться, чтобы ненароком не разбить. Ее внимание привлекла одна из этрусских ваз на постаменте.
– Пожалуй, эти вазы придется убрать еще до приезда детей.
Обернувшись к жене, он сказал:
– Смотри, – и толкнул вазу. Она не сдвинулась с места. – Они прикручены к постаменту. Правда, это не спасет от, скажем, летящего мяча…
– Нет, я никогда не разрешу детям играть здесь! – воскликнула Джудит.
– Вот в том-то и дело! – сказал он. Его голос отдавался эхом, словно в церкви. – Таков весь дом. Вспомни конюшню, которую ты только что видела. Ни ты, ни я, ни дети не захотим жить в таком музее. – Он огляделся. – Впрочем, должен признаться, все на своих местах. Похоже, ничего не пропало.
– Такие вещи трудно увезти с собой.
– Ты права. Кажется, нам сюда…
Он подошел к одной из дверей, открыл ее, за ней было что-то вроде зала.
Джудит подумала, что это гостиная, но помещение не было похоже на место проведения уютных семейных вечеров. Позолоченные колонны были расставлены вдоль покрытых гобеленами стен. Расписной потолок производил впечатление настоящего неба. Мебель высочайшего качества, обитая дорогим шелком, казалась совершенно новой. Страшно было присесть на такой стул.
Возможно, в этом зале стало бы уютнее, если разжечь огонь в трех каминах. Во всем доме было холодно, и Джудит не вынимала рук из своей муфты.
Леандр обвел глазами стены и сказал:
– Третий портрет справа – это скорее всего мой дед, вечно любующийся творением своих рук.
Джудит взглянула на мужчину с острым подбородком и струящимися волосами. Ей стало не по себе.
Леандр тем временем пересек зал и открыл еще одну дверь. Это была буфетная. На застекленных полках красовались золотые и серебряные блюда и чаши на все случаи жизни.
– Насколько я вижу, ничего не пропало, – сказал Леандр. – Все непонятнее и непонятнее…
Вспомнив слова Роузи, Джудит с интересом спросила:
– Мы будем есть на золотых тарелках?
– Нет, разумеется, – ответил муж и повел ее в соседнюю комнату. Там рядами стояла английская, французская и китайская фарфоровая посуда.
Леандр принялся осматривать комнату.
– Кажется, здесь давно никто не был. Посуда выглядит совершенно нетронутой. Могу лишь предположить, что…
– Какого дьявола вы здесь делаете? – раздался громкий требовательный голос.
Джудит и Леандр резко обернулись и увидели молодого человека с пистолетом в руках. Это был молодой Джеймс Ноллис. Джудит уже хотела броситься вперед, чтобы собственным телом защитить мужа от выстрела, но тут Джеймс побледнел и опустил пистолет.
– Это вы, милорд, – тихо пробормотал он.
– Вы угадали, – сухо заметил Леандр, отбирая у него оружие. – Когда же вы успели вернуться?
Бледное лицо Джеймса пошло красными пятнами.
– После нашей встречи в Винчестере я сразу же вернулся сюда, сэр, – отрывисто произнес он. – Мне очень жаль, что так вышло. Я просто не знал, что еще придумать…
– Зачем надо было что-то придумывать? – спросил Леандр, ставя курок пистолета на предохранитель.
Джеймс посмотрел на кузена, потом на его жену и вздохнул:
– Об этом вам лучше поговорить с мамой.
– Как? Ваша мама все еще здесь?
– Все мы еще здесь, – с горечью поправил его Джеймс. – Куда же нам деваться?
Леандр и Джудит озадаченно переглянулись и пошли вслед за Джеймсом, который повел их в помещения для слуг. Трудно было поверить, чтобы Джеймс мог оказаться убийцей. И почему его мать находится в кухне?
В кухне была вся семья.
Джеймс впустил в кухню Леандра и Джудит со словами:
– Знакомьтесь, это кузен Леандр и его жена. Иными словами, это лорд и леди Чаррингтон.
В тесно набитой людьми кухне воцарилось испуганное оцепенение, но Джудит не почувствовала в нем ни малейшей угрозы. И все же она была рада, что в опытной руке мужа все еще был пистолет Джеймса.
– Добрый день, – очень любезно поздоровался Леандр. – Насколько я понимаю, передо мной моя тетя и кузены с кузинами. Где же дядя Чарлз?
Люси Ноллис, мать семейства, медленно встала. Это была крепкая женщина с волевым подбородком и очень красивыми глазами. На ее лице застыло настороженное выражение.
