В. Васнецов.
«Царь Иван Грозный», 1897
Имея сильное воображение и будучи чрезвычайно мнительным, Иван жил картинами преследования его невидимыми врагами, которые были везде и всюду По натуре это был испуганный человек с крайне ущемлённым самолюбием и комплексом неполноценности, который он не смог подавить даже сознанием того, что в произволе уподобляется Богу
… 1 марта 1553 года царь слёг от сильной горячки. С каждым днём ему становилось всё хуже. 11 марта окружение самодержца сочло, что государь безнадёжен, а дьяк Иван Михайлов заговорил с ним о необходимости духовной. Завещание было тут же составлено. По нему российский трон наследовал шестимесячный сын Грозного царевич Дмитрий. Некоторые из бояр отказались целовать крест «пелёночнику». В том числе двоюродный брат Ивана Васильевича Андрей Старицкий.
Царь был в памяти и, позвав ослушников, заявил им:
– Если вы сыну моему Димитрию крест не целуете, это значит, у вас другой государь есть. А вы ведь целовали мне крест не один раз, что мимо нас другого государя вам не искать. Вы души свои забыли, нам и детям нашим служить не хотите, в чём нам крест целовали, того не помните. Кто не хочет служить государю-младенцу, тот и большому не захочет служить…
В отношении другого государя Грозный попал в точку. Другим был Андрей Старицкий, который неоспоримо принадлежал к династии Калиты, а законнорождённость Ивана ставилась под сомнение. Через 22 года после его рождения вновь выплыла на свет связь Елены Глинской с И. Ф. Телепнёвым-Оболенским. Если власть их выблядка была освящена авторитетом Церкви, то Дмитрий ещё не был венчан на царство, и на русском престоле казалось возможным восстановить подлинную династию Рюриковичей (к чему и готовился Андрей Старицкий, комплектуя своё войско).
Но царь выздоровел. Многие ожидали очередных казней. Грозный не тронул даже участников заговора с ненавистной для него фамилией – Д. И. Немого-Оболенского и П. Серебряного-Оболенского. Почему? Один из современных исследователей так отвечает на этот вопрос: «Иван был скован страхом».
Грозный с ужасом пережил народное восстание 1547 года, восприняв выступление москвичей как угрозу его личной жизни. В обращении новгородских Пищальников с жалобой он увидел бунт и затеял «дело», жертвами которого стали военачальники, не имевшие к инциденту никакого отношения. А тут явный заговор боярской верхушки – и никаких мер по выявлению его причин, его истоков.
Царь в очередной раз струсил. До него, конечно, дошли разговоры о нежелании правящей верхушки служить сыну «выблядка». Он понял подлинное отношение к себе своего окружения и ужаснулся. Теперь не только за себя, но и за судьбу династии, неслучайно просил тех, кто оставался верен ему:
– Если станет надо мной воля Божия и умру я, то вы не дайте боярам сына моего извести, бегите с ним в чужие земли, куда вам Бог укажет.
Как уже известно читателям, царевича не уберегли: буквально через месяц, после выздоровления Ивана IV, Дмитрия утопили чуть ли не на глазах отца. И опять тишина! Опять царь не решился на расследование, ибо панически боялся широкой огласки тайны, о которой судачили на каждом углу, и отложил гнев свой до лучших времён.
Князь М. Репнин обличает царя
В отношении Андрея Старицкого, своего главного конкурента на престол, такое время наступило в 1563 году, когда Грозный безжалостно расправился с ним, его женой, его детьми и матерью. Мятежные настроения в этот год были настолько сильны, что Иван IV потерял психическую уравновешенность. Очевидец писал: «[царь] так склонен к гневу, что, находясь в нём, испускает пену, словно конь, и приходит как бы в безумие».
Грозный бросил привычку в одиночку показываться вне Кремля и вновь взялся за пролитие крови его возможных родственников. Без розыска (следствия) и обвинений по его приказу (а не по приговору Боярской думы) были умерщвлены трое бояр из рода Оболенских: князья Дмитрий Овчина-Оболенский, Юрий Кашин и Михаил Репнин.
Первый из них был сыном фаворита Елены Глинской И. Ф. Телепнёва-Оболенского. Обрекая его на смерть, Грозный стремился пресечь всякие разговоры о родственных отношениях между ними. Возможно, князь Дмитрий проговаривался о своих «правах» на престол и это находило поддержку в среде боярства. Хорошо осведомлённый о всякого рода слухах иноземец А. Шлихтинг объяснял казнь «графа Овчины» его огромным влиянием в Московии.