Супруг ее Любомир и окольничий Рукосил стояли друг против друга по противоположным торцам очень длинного, захламленного стола. Даже Юлий, так плохо понимавший людей, заметил их напряженные позы. Любомир, изогнувшись станом, опирался на столешницу костяшками пальцев. И точно так же навстречу собеседнику изогнулся Рукосил, точно так же упираясь в столешницу костяшками пальцев. Пространство стола между ними было завалено воинственным снаряжением: мечи и ножи, рогатины и самострелы, охотничьи рога и грязный сапог со шпорой.
Оглянувшись, Юлий обнаружил, что верный проводник его, Ананья, исчез.
— Здоров ли ты, сынок? — молвил Любомир с едва уловимой запинкой.
Юлий не ответил на вопрос, но отец этого не заметил.
Милица глянула с простодушным, почти детским любопытством.
Наверное, Юлий так плохо понимал людей, что ему чудились невероятные вещи. И еще Юлию казалось, что Любомир испытывает настоятельную потребность чего-нибудь сказать, но не может придумать вопроса. А Рукосил знает множество разнообразных вопросов, но молчит.
— Так ты что, хочешь, наверное, вернуться к своим э… научным занятиям? — спросил, наконец, Любомир.
— Не знаю, государь, — честно ответил Юлий.
— Чему ты учился?
— Тарабарскому языку, государь. И всем тарабарским наукам.
Любомир болезненно крякнул:
— Ну что же… Иди. Позднее… потом я с тобой поговорю.
В нездоровом лице его было одно нетерпение. Отец, своевольно-изменчивый в счастливые времена, теперь, в трудный для себя час, чувствовал себя глубоко несчастным от невозможности покончить со множеством навалившихся сразу неудобств. Одним из таких неудобств явился, очевидно, и княжич.
Глаза Юлия наполнились слезами, он застыл.
— Позвольте, государь, напомнить вам, что тарабарского языка не существует в природе. Это насмешка, — ровным, но достаточно громким и внятным голосом заговорил Рукосил. — Тарабарщиной называют всякую бессмыслицу и чушь!
— Это не так! Совсем не так! — воскликнул Юлий. Но поскольку заговорил он по-тарабарски, Рукосил, хоть и прервался, чтобы с почтительным поклоном выслушать княжича, едва ли принял его болботание на свой счет. — Простите, — добавил Юлий, переходя на слованский, — но ваши слова не соответствуют действительности. Тарабарский язык существует.
Рукосил еще раз поклонился и продолжал:
— Вы сами видите, государь. Оставим в стороне неразгаданную смерть Громола. Он погиб, достойнейший из достойных. Явился другой наследник — Юлий…
— Послушайте, Рукосил, — возразил Любомир, поморщившись, — помнится, вы настаивали… удалить княжича от двора.
— Благодарю, государь, у вас точная память. Так оно и было — настаивал. И я был прав, потому что вот он, наследник — живой. Он перед вами.
Великий князь терзался, не умея остановить поток дерзких речей. Мнилось Юлию, что Рукосил изъясняется так гладко и складно именно потому, что чувствует себя вправе мучить присутствующих.
— Почему ты молчишь? — воскликнул вдруг князь, обращаясь к супруге.
Милица вздрогнула, но занавешенных тяжелыми ресницами глаз не подняла.
— …Считая, может быть, излишним покушаться на жизнь наследника, Милица… — продолжил окольничий.
— Великая княгиня Милица! — сварливо поправил Любомир.
— Великая княгиня Милица задумала уничтожить наследника нравственно, искалечить и ум, и жизненные понятия наследника. Сделать его посмешищем для умных людей и лишить народной поддержки.
— Не надо преувеличивать, Рукосил.
— Единственным наставником, товарищем и собеседником юноши в его полном удалении от общества был назначен некий сумасшедший старик дока Новотор Шала. Еще в семьсот пятьдесят девятом году этот сумасброд решением ученого совета был отстранен от преподавания в Толпенском университете на факультете богословия, государь.
— Но ведь он клевещет, разве не видите?! — в волнении воскликнул Юлий по-тарабарски, оглядываясь так, словно он желал призвать в свидетели низкой лжи собравшиеся вокруг толпы.
— Этот человек… сумасшедший, он тут? — спросил Любомир.
— Его сюда доставят.
С некоторым трудом, словно насилуя себя, государь обратил взор к сыну: дико озирающемуся, бормочущему невесть какую ахинею.
