— Ах ты, безмозглая деревяшка! Липовое же ты отродье! — надсадно откашливаясь, просипела Колча. Она сидела на гальке, сжимая в руке башмак. Забитые песком сивые космы ее топорщились вокруг головы наподобие змеиного клубка.
Между тем волны забросили сундук на мелководье и неспешно его ворочали. Едва Колча сообразила, что не надо тащить тяжелый сундук, если только удастся открыть крышку, — набежали два дюжих парня, подхватили добычу и вынесли ее на сушу. Лихие парни в высоких сапогах и коротких куртках, в одинаковых шапочках со спущенными ушами имели, судя по всему, на Колчин сундук свои собственные виды. Резво подхватившись, старуха задрала юбки и, припрыгивая на одном башмаке, кинулась на того из охальников, кто подставил спину. Он не ожидал нападения и только охнул, когда увесистый башмак чмокнул его в затылок. Второй охальник, с чернявой бородкой, невольно попятился. Колча вспрыгнула на сундук, уселась и, растопырив руки, облапила крышку.
— Вашего тут нет! Что в сундуке — мое!.. Не подходи! — взвизгнула она, еще крепче вцепляясь.
— Послушай, Колча! — сказал Поплева — а это был именно Поплева, тот, что потирал зашибленный затылок. — Вот что, дрянная ты старушенция, — с упреком сказал он, — чего это ради стану я терпеть, когда меня колошматят чем только ни попадя?!
— Что в сундуке — мое! — повторила Колча, уклоняясь от ответа.
— Нет, Колча, — убедительно сказал Поплева. Широкое лицо его с маленькими глазами и маленьким вздернутым носом все еще хранило на себе следы потрясения. — Нет, Колча, — проговорил Поплева, — я чувствую, хорошо это чувствую, — он осторожно потрогал затылок, — не по справедливости будет, когда тебя трахнут по голове, а ты будешь стоять пень пнем… И вот что я тебе скажу, дрянная ты старушенция, вот тебе мое слово: одерживай! Одерживай, старуха, не так круто к ветру! Круто ты забираешь! Ой, круто!
— Что в сундуке — мое! — возразила Колча, уловив в рассуждениях Поплевы намерение отобрать добычу.
— Шут с тобой, будь по-твоему, — вступил в разговор Тучка, младший из братьев, который отличался особенной рассудительностью и потому молчал, пока Поплева с вполне понятной горечью изъяснял свои чувства. — На том и сойдемся: что в сундуке — твое. А сундук наш — раз мы его вытащили.
Десятки людей уже разбрелись по побережью, вылавливая в бурном прибое останки крушения. Колча поняла, что выбирать особенно не приходится. К тому же Тучка стащил ее с сундука.
Когда откинулась крышка и все, сталкиваясь лбами, сунулись смотреть, то увидели младенца. Плотно закутанный в пеленки ребенок чихал, посинелое личико его сморщилось, он захныкал. Ребенок был едва жив. Или, если взглянуть на дело с другой стороны, вполне жив. Даже изумительно жив — если принять во внимание, что вода в сундуке стояла высоко. А сверху хлестал дождь, все так же, со стонущим грохотом, катились на берег волны.
— Как же это он в сундук-то попал? — поразился Поплева.
— Дуралей, он не сам! — сказал отличавшийся рассудительностью Тучка.
— Какой маленький! — покачал головой Поплева.
— Это потому что младенец, — пояснил Тучка.
Братья преглупо ухмылялись.
— Смотри, он плачет, — заметил Поплева.
— Потому что ему мокро, — пояснил Тучка.
— Мне совсем не нравится, что он плачет, — сказал Поплева, подумав.
— Нужно вылить воду.
— И он перестанет плакать? — спросил Поплева.
— Ему будет не так мокро, — рассудил Тучка.
Поплева вынул младенца, а Тучка опрокинул сундук, после чего младенца вернули на место.
— Плачет, — сказал Поплева.
Тучка помолчал, словно подыскивая возражения, но должен был отступить перед неоспоримой правотой старшего брата и признал:
— Плачет. Все равно плачет.
Под действием сходной мысли братья глянули друг на друга и обернулись, отыскивая взглядом старуху. Но Колча исчезла.
— Странно, — сказал Поплева, почесывая изрядную шишку на затылке.
— Ведь мы обещали ей младенца, — удивился Тучка.
Неуверенно агукнув над несчастным ребенком, который так и не сумел уяснить себе смысла этих жалких заигрываний и потому «закатился» еще пуще, братья со всяческими извинениями закрыли крышку, подняли сундук, стараясь не раскачивать его без нужды, и двинулись вверх по неровной и скользкой, опасной на таком ливне тропе.
