— Да, — задумчиво подтвердила Золотинка. — Сильные мира сего не могут найти одиночества… Но ведь, выходит, Юлий как раз нашел: разучился понимать слованскую речь и отгородился от всех? — она и сама удивилась открытию. Но не задержалась на нем.
Это было месяца просинеца в двадцать третий день 769 года.
В эту зиму она ужасно зябла и вот однажды, вернувшись домой, кинулась к полуостывшему очагу отогреть руки. В гостиной стоял накрытый стряпухой обед, тоже остывший. Из щелей замороженного окна ощутимо дуло.
— Папа! — несчастным голосом выкрикнула Зимка, сбегая по лестнице в горницу. Она и дома не снимала волчью шубу, щеки ее румянились, но глаза блестели слезами. — Папа, ты слышал?
Теперь и Золотинка насторожилась, охваченная неясным беспокойством.
— Княжич Юлий!..
— Излечен? — ахнул Чепчуг.
— Женится!
— Ну что же, — пожал плечами Чепчуг, — дело доброе.
А в груди у Золотинки похолодело.
— Принцесса Нута Мессалонская! — воскликнула Зимка, раздражаясь от отцовского спокойствия. — Пока ты тут разглагольствовал, они послали сватов. Нута Мессалонская прибудет морем в начале лета, — вот! Она будет здесь, в Колобжеге!
— Нута Мессалонская? — пробормотал Чепчуг. Совиные глаза замигали. Он оживился, как это всегда с ним происходило, когда случалось набрести на занятную мысль. — Ты знаешь, в предгорьях Меженного хребта с западной, мессалонской его стороны встречается дерево карнаух, плоды его собирают поздней осенью нарочные сборщики — карнаухи…
Зимка дико глянула на отца, готовая разрыдаться, он этого не заметил. Тогда ей пришлось таки разреветься. Чепчуг так и осекся, недоуменно озираясь. Но Золотинка не оказала ему поддержки и молча вышла из комнаты.
Слухи подтвердились. По городу говорили, что княжич Юлий будет встречать высокородную невесту в Колобжеге, на пристани, при первых шагах мессалонской принцессы по слованской земле. И что княжич прибудет в Колобжег заранее, не позднее травеня. Ожидается наплыв гостей из столицы. Несколько сот или даже тысяч придворных, включая высших сановников государства.
Эти подробности ошеломляли. И сколько же эти люди истопчут башмаков, танцевать-то, поди, придется напропалую и день, и ночь? — гадали сапожники. Портные мерили гулящую толпу локтями бархата, атласа, камки и лучших сукон — от подсчетов рябило. Купцы ворочали в голове тысячами пудов хлеба, мяса, масла, яиц, круп, пудами восковых свечей, лесной дичины. И дух захватывало, когда мысли обращались к потокам вина и пива. Исподволь начали расти цены, обещая к лету невиданный скачок. Кабатчики суетились, заполняя подвалы. Дело доходило до новых вывесок, до мытья закоптелых потолков и стен.
Возбуждение охватило весь город. Замужние жены и едва вошедшие в возраст девицы, все, кому позволяли средства, кинулись кроить и перекраивать. А кому средства не позволяли, кто не имел ни малейшей надежды попасть на придворные или общегородские торжества, ограничивались тем, что старые наряды перелицовывали. У кого были одни лохмотья, те ходили по улицам, разинув рот, и слушали сказки о бочках вина на улицах — пей не хочу! — и государевых пирогах, таких больших, что хватит каждому по кусочку.
Золотинка тоже достала праздничное платье и долго над ним раздумывала. Выводы были, по видимости, неутешительные, потому что примерять не стала, свернула его со вздохом и вернулась к делу. В лавке ждали ее полголовы серы, которую нужно было перетереть в пыль, а затем смешать с известью и дегтем. Спускаясь вниз, слышала она в комнате Зимки голоса и смех — там теперь работали две швеи и толклись с утра до вечера приближенные Зимкины подруги.
Золотинка оставалась скучна.
Весной, когда сошел лед, она навестила родные места, где стоял на вечной приколе старый корабельный кузов «Три рюмки». Дом ее затонул. На рябой поверхности затона торчали две наклонно вбитые сваи, и от них падал в воду истертый канат. В холодной глубине просматривались закоченелые очертания «Рюмок». Сунув руку в воду, можно было достать печную трубу.
Прошлое ушло под воду. Будущее не давало о себе знать, неясное и несбыточное.
Золотинка причалила у завалившегося забора подели, где второй месяц продолжалось сверхурочное столпотворение. Сотни набранных по всей реке плотников строили на корабельном дворе несчетное множество гребных судов, огромных, затейливо устроенных насадов для нарочного каравана, который должен был доставить Юлия и Нуту вверх по Белой в столицу.
