– Хуже… – еле слышно прошептала Агата.
– Разлом… – с бессильным гневом пробормотал Император. – Ну, проклятие…
– Повиновение Империи! – Гонец бросился к ним, едва завидев. – Срочное донесение с Разлома! Легат Клавдий…
«Клавдий по пустякам пергамент переводить не станет», – мелькнуло в голове Императора.
Отточенным уставным жестом – взмах руки над головой и чёткая подача вперёд в сочетании с лёгким поклоном – курьер протянул грамоту.
Император резким движением сломал красно-золотую печать с оттиснутым имперским василиском.
«Повелителю Мельина от легата Клавдия, Первый легион. Пост Восемь стражи Разлома.
Мой Император!
Третьего дня дозорными пешего патруля был замечен мощный выброс белого тумана из щели Разлома. Из-за сильного ветра значительная часть магической эссенции преодолела заграждения и попала на землю Вашей Империи. Однако при этом не произошло, как мы уже привыкли, оживления камней или дерева, на которое попадала субстанция. Она приняла облик белой тени, ростом и прочими размерами не отличающейся от средних людских. Попытка патруля атаковать создание привела к гибели трёх легионеров, одному удалось скрыться благодаря тому, что белая тень занялась потрошением трупов. Доношу, что по тревоге была поднята манипула Первого легиона, а с ней – три десятка приданных Вашим указом арбалетчиков. Предпринятое преследование закончилось окружением существа. В завязавшейся схватке тварь выкрикивала человеческим языком нечто наподобие пророчеств о том, что «две утробы соединены – зверь теперь родится» и «по пуповине белой – вниз, вниз, наперекор запрету!». Список запомненных легионерами «пророчеств» прилагается. При атаке создание прорвало строй когорты и скрылось в сторону Шаверского леса, Стрелы не причинили видимого вреда. Потери в когорте – шестеро убитых, восемь раненых, Считаю, что необходимо срочное вмешательство магии…»
– Прочти. – Император сунул Агате пергамент. – Вот ещё на нашу голову… белое чудище, выкрикивающее какие-то пророчества! Нет, Империя положительно сходит с ума. Не удивлюсь, если Клавдия придётся сместить.
– Не придётся, – едва шевельнулись губы Дану. – Он писал правду, мой Император. В мир… в наш мир вырвалось ещё одно порождение Разлома.
Это было неприятно, но в целом – не так уж страшно. Такое случалось и раньше, несмотря на всю бдительность стражи. Уследить за каждой каплей не смог бы и стоокий небесный бог древних, еще не слыхавших о Спасителе.
– Что ж, бывает, Сеамни… – начал было Император, однако тотчас же сам осёкся. Девушка стояла бледной, наполовину прикрыв лицо руками – словно получив известие о смерти кого-то из близких.
Повелитель Мельина глубоко вздохнул и уже пристальнее взглянул на свою подругу. Последний месяц Агату словно подменили. Погас огонь в глазах, она двигалась и говорила точно в полусне. Её уже ничто не занимало. Даже известия от обосновавшихся в Друнгском лесу её сородичах. Какое-то время она еще отвечала на ночные (а порой и дневные) ласки Императора – теперь прекратилось и это.
– Тайде, что с тобой?
Он много раз задавал ей этот вопрос, Агата обычно молчала, качая головой, а в уголках глаз показывались слезы. Однако Император не отступал. Он повторял это раз за разом, с неизменным терпением, какое едва ли можно было ожидать от человека, развязавшего кровавую и почти что самоубийственную войну с магами, «чтобы только отомстить за какого-то щенка!», как выразилась однажды Сежес – уже после заключения мира.
– Мой Император… нам нельзя оставаться вместе. Правитель Мельина оторопел. Он привык к беспрекословному подчинению, но еще больше привык к своей Тайде, следовавшей за ним неизменнее, чем даже тень; наверное, это было уже выше обычной людской любви – постоянная, абсолютная потребность видеть её, говорить с ней, обнимать, чувствовать рядом ежеминутно, ежесекундно, днем и ночью; рассказывать ей и слушать ее, единственную, кто мог понять.
– Почему, Тайде? Я обидел тебя? Стал невнимателен? Но ты должна меня простить – столько дел, надо поднимать Империю, не дать вспыхнуть новой войне, следить за Разломом… – Император не имел никакого опыта общения с женщинами, и неудивительно его воистину смешное предположение, что подруга – неважно, какой расы! – примет в качестве оправданий за небрежение какие-то там государственные дела!
