Впрочем, Фессу было сейчас недосуг думать о высоких материях. Надо было спасать своих, а заодно и себя – после того, как дело будет сделано.
Как он и ожидал, народ начал стекаться на площадь задолго до начала церемонии. Здесь не было ни трактиров, ни закусочных – их заменяли бойкие лоточники-разносчики. Люди всё прибывали и прибывали, Фесса мало-помалу оттесняли прямо к толстенным брёвнам ограждения, возведённого вокруг дощатого помоста в самой середине площади. Чего, собственно говоря, и добивался Неясыть.
Он заставил себя не думать о приближающемся Зле. Чистая стихия разрушения и умерщвления, бессмысленного и бессердечного, убивающая не ради пропитания или чтобы дать дорогу новому взамен отжившего; убивающая не ради извращённого удовольствия или ради денег, богатства, власти; убивающая только потому, что это – единственный способ ее существования, Стоящая вне морали и этических постулатов, не способная к какому бы то ни было обобщению или переговорам, эта стихия близилась… и Фессу оставалось только надеяться, что он успеет исполнить свой долг до того, как на Арвест обрушится неведомый пока что молот судьбы.
К полудню вся площадь Правосудия была запружена народом. Для арвестских обывателей казни всё ещё не потеряли ни своей остроты, ни, соответственно, привлекательности. Может, оттого, что каждый в любой момент сам мог оказаться на месте приговорённых?
Народ гомонил, словно собравшись посмотреть забавное представление, а не кровавую казнь, Перебрасывались шутками, большей частью – плоскими и сальными. Походя щупали вертевшихся тут же девиц, отвечавших положенным визгом. Пили пиво из высоких деревянных кружек – пиво, не сомневался Фесс, было дрянным и разбавленным, но по случаю казни и такое сойдёт. Неясыть старался не слишком выделяться – точно так же гоготал над дурацкими остротами, точно так же глотал тёплое никудышное пиво.
Господа экзекуторы не спешили. Народ ждал, ничем не выдавая своего нетерпения – ведь ожидание удовольствия тоже своего рода удовольствие.
Солнце перевалило за полдень. Казнь всё не начиналась, а Фесс все явственнее и явственнее ощущал приближение того самого бездушного, иррационального Зла, отнюдь не связанного с грядущей казнью. Оно было уже совсем близко, это Зло; и Неясыть с внезапным ужасом понял, что бела уже набрала разбег и никаких его сил не хватит, чтобы встретить сё лицом к лицу. Оставалось уподобиться тому дикарю, что греется у лесного пожара, – то есть попытаться спасти друзей, а в остальном – положиться на удачу.
Но вот на башенках более похожего на крепость здания Святой Инквизиции появились трубачи. Над площадью Правосудия зазвучал низкий суровый сигнал – сигнал к началу судилища, а точнее – казни. Стоило умолкнуть трубам, как ворота раскрылись. На помост ступила стража – сумрачные ряды собственной стражи отцов-экзекуторов. Похоже, они не слишком доверяли даже наёмникам Лесных Кантонов.
Стражники шли быстро, что было совсем не в обычаях Святой Инквизиции. Их плотные шеренги совершенно скрывали от глаз собравшейся толпы и инквизиторов, и их жертвы – вещь тоже небывалая.
«Берегутся святые отцы, – подумал Фесс. – Ждут, когда же я начну. Замерли, напряглись, готовые учуять малейшее движение магии; ждите-ждите, не дождётесь. Нашли дурака», – злорадно закончил Неясыть.
Процессия достигла круглого каменного помоста, где совершались казни. Только теперь стражники отступили назад.
Фесс, как и все, вытянул шею, стараясь увидеть больше. Связанные, Прадд и Сугутор едва держались на ногах. Грудь гнома была перевязана, тряпки покрылись бурыми пятнами.
Своим присутствием церемонию не почтил никто из высших иерархов Церкви, кроме отца-экзекутора Этлау. Этот стоял у самого края помоста, с вызовом обводя толпу взглядом. Ему нельзя было отказать в смелости – Этлау вызывал огонь на себя.
«Не дождешься, – вновь подумал Фесс. – Но неужто они рассчитывали, что я клюну на столь несложную приманку?»
Вперёд вновь вышли герольды. Развернули свитки, начали зачитывать толпе вынесенный преступникам приговор. Фесс пропустил его мимо ушей. Он рассчитывал шаги, удары и секунды. Когда-то – знал он – ему не потребовалось бы никаких расчётов. Он прошёл бы к осуждённым подобно косе над травами, и горе тем, кто оказался бы у него на пути!..
