Слуга удалился, не сочтя нужным представить их друг другу.
– Ты – Акскевлерен, – заявил Идальго. – Как твое имя и кому ты принадлежишь?
– Я не принадлежу никому, кроме себя, – ответил незнакомец бесстрастным тоном, чеканя каждое слово. – Мое имя – Атилас.
– Атилас Акскевлерен.
Атилас спокойно покачал головой.
– Кевлерены больше ничего не значат в Ривальде. Акскевлеренов здесь тоже больше не существует. Я просто Атилас.
– А я – Идальго Акскевлерен.
– Ты произносишь это с такой гордостью, – саркастически заметил Атилас. – Мне давно хотелось встретиться с тобой – с тех пор как только стало известно, что императрица Лерена отправила сюда посланником своего родного дядю.
– Это – дипломатический визит, не более того… – Идальго запнулся. Атилас улыбнулся еще шире – Надеюсь, то, что меня сейчас разлучили с его светлостью, не имеет ничего общего с новыми порядками Ривальда, верно?
– Разумеется, нет. Если бы герцог Паймер настоял на своем и потребовал твоего присутствия, думаю, Харкер наверняка пошел бы на уступку.
Атилас нагнулся и вытащил откуда-то из-под скамьи бутылку вина и два стакана.
– Это из Оффры, – пояснил он. – Я подумал, что вам с герцогом понравится здешнее вино. Присаживайся. – Он кивком указал на скамейку.
– Могу я спросить тебя, зачем члену Комитета Безопасности Ривальда сидеть рядом с прислужником Хамилайской империи и тем более разговаривать с ним?
– Тысяцкий Крофт Харкер объяснил вам минувшей ночью, что мои соплеменники и я не являемся членами Комитета. Как гражданские лица, мы не имеем на это права. Ведь революцию осуществила Боевая Ассоциация.
Идальго собрался было возразить своему собеседнику, но передумал. Этому человеку незачем знать о его с Паймером подозрениях.
– В таком случае, полагаю, что наша встреча состоялась с ведома Комитета Безопасности, – сказал он.
– Это для тебя действительно важно?
– Как ближайший помощник герцога Паймера Кевлерена, я не допущу, чтобы его дипломатическая миссия была чем-то скомпрометирована.
Атилас понимающе кивнул.
– Ясно. Даю тебе слово, что Комитет Безопасности в курсе этой встречи.
– Но зато герцог не в курсе, – с нажимом произнес Идальго.
Глаза Атиласа недовольно сузились, как будто слова Избранного вызвали у него раздражение.
– Он узнает, когда ты ему об этом скажешь, – ровным голосом проговорил он, после чего разлил содержимое бутылки по стаканам. – А пока давай посидим, выпьем вина.
Идальго на секунду замешкался. Пить с Атиласом ему не хотелось, но и обижать своего собеседника он тоже не желал. В конце концов он опустился на скамью и взял протянутый стакан.
– Хорошее вино, – заметил Идальго, сделав глоток.
– Ты давно знаешь герцога? Ты всегда был его Избранным или тебя приставили к нему за какие-то заслуги?
– Я поступил в услужение к герцогу, когда ему было семь лет, Я – его единственный Избранный, других у Паймера никогда не имелось. Ему никогда не нужна была многочисленная свита.
– Разумеется. Герцог ведь не владеет даром Сефида. Зачем содержать штат потенциальных жертв, если жертвоприношений не будет?
– Акскевлерены – нечто большее, нежели просто потенциальные жертвы.
– Тогда почему у Паймера их нет?
Услышанное потрясло Идальго. Во-первых, Атилас назвал его господина просто по имени, а во-вторых…
Чтобы скрыть охватившее его волнение, он сделал второй глоток вина. Конечно, Акскевлерены предназначены для того, чтобы их приносили в жертву, но большинство живут полнокровной, нормальной жизнью и доживают до глубоких седин…
– Детей отрывали от родителей, – продолжал Атилас. Идальго почувствовал, что бесстрастный голос собеседника вызывает у него нарастающее раздражение. – Они вынуждены прислуживать правящей династии пришедших с гор узурпаторов. А сколько их приняло мученическую смерть! Тебе крупно повезло, что Паймер не обладает даром Сефида. По сравнению с остальными ты просто счастливчик.
Идальго был уверен, что Атилас сейчас добавит нечто вроде «Счастливее, чем остальные из нас».
– Вообще-то обладание Акскевлеренами – это разновидность утонченной жестокости. Сама фамилия, которую они носят, постоянно подчеркивает их рабскую зависимость от хозяев. Они во многом напоминают животных. Правда, у них есть язык, дарующий им речь, и сердца, безраздельно любящие своих господ…
