– Ага… я не отпущу вас, не преподав вам второй урок.
Роуз подняла над подушкой голову:
– Какой второй урок?
Она почувствовала, как он наклонился; его грудь елозила по ее спине, губы обжигали затылок, он просунул одну руку ей под живот, а другую – между ног. И прошептал нежно:
– Второй урок посвящен тому, что значит быть моей.
Ее мгновенно обдало жаром, дыхание перехватило. А он откинулся назад и поставил ее на колени. И вошел в нее медленно, осторожно, глубоко.
– Дун… оооох! – Его имя растаяло в долгом вздохе – вздохе восторга.
И он научил ее, как снова пережить все, научил восторгу, наслаждению, блаженству.
Эта скачка была медленной и долгой; к концу Роуз уже начала всхлипывать. И, всхлипывая, произносила его имя; всхлипывала она от радости. Он вознес ее над последней вершиной и сразу же последовал за ней. И рухнул на кровать рядом с ней, издав беспомощный стон.
Дункан проснулся двумя часами позже и не удивился, увидев, что в постели рядом с ним никого нет. По обыкновению, женщина, которая провела с ним ночь и раннее утро, не могла даже ползать, тем более ходить, но Роуз как-то удалось убежать.
Жаль, что, проснувшись, он не может ее видеть.
Изогнув губы в улыбке – так мог бы улыбаться сытый волк, – Дункан потянулся, потом скрестил руки за головой и задался вопросом – что она делает сейчас?
Через две минуты он уже встал и начал одеваться. Если годы и научили его чему-нибудь, так это тому, что не следует недооценивать Роуз.
Внизу стояла тишина, все еще спали, как бывает всегда после главного бала года. Дункан сомневался, что его мать или кто-то еще из гостей уже встал, поэтому сосредоточился на поисках Роуз.
Пройдя по длинному коридору, ведущему из главного коридора, он услышал голоса. Остановился, прислушался и понял – разговаривают Роуз и Пинквик.
Дункан задержал дыхание; заглянув в полуоткрытую дверь комнаты, он заметил Роуз и ее поклонника на террасе. Роуз стояла спиной к комнате и говорила, помогая себе жестами. Пинквик хмурился, вслушиваясь в ее слова.
Дункан напомнил себе, что они имеют право на уединение, что Роуз официально еще не принадлежит ему. Что он должен дать ей возможность самостоятельно покончить с Пинквиком. Но собственные аргументы не убедили его; молча и тихо он вошел в соседнюю утреннюю гостиную.
– Джереми, вы не слышали, что я сказала? – Роуз посмотрела своему бывшему поклоннику в глаза и еще раз попыталась объяснить ему положение. – Я не собираюсь выходить за вас замуж. Я поняла, что не хочу этого, вот и все.
Джереми смотрел на нее упрямо, немного напоминая осла. Потом начал в который раз перечислять все причины, почему она не может отказать.
Роуз едва удержалась от того, чтобы не закатить глаза, она старалась слушать его вежливо. Он перехватил ее до того, как она успела позавтракать, чтобы восстановить силы – которых Дункану с таким успехом удалось ее лишить, – и вот теперь Джереми оказался невероятно трудным, тупым и непонятливым. Он не желал принять ее отказ, и все тут.
Но это ничего не значило, потому что ему все равно придется это сделать. Она наконец поняла, чего искала всю свою взрослую жизнь – силу, более властную, чем ее воля, силу, которая могла бы унести ее в мужские объятия; найдя эту силу, она не собиралась поворачиваться к ней спиной. И эта сила унесла ее в объятия Дункана.
У нее не было в первую очередь из-за Дункана, а теперь и из-за Джереми возможности обдумать эту сторону дела, да и вообще что-либо обдумать. Настал Иванов день, и она обещала Джереми дать ответ. Вот она и дала ответ, и Джереми оставалось только принять его, соблюдая приличия.
Подавив желание сказать ему это прямо, она ждала, пока он доберется до конца своей речи, хотя и без того было ясно все, что он хочет сказать; потом проговорила со всей серьезностью:
– Джереми, дело не в том, что вы за человек, чем вы владеете и какие блага может приобрести ваша жена. Дело во мне. – Она прямо посмотрела на него. Неужели непонятно? – Я не могу принадлежать вам.
Она принадлежит Дункану.
Джереми вздохнул, словно спорил с ребенком.
– Роуз, я действительно полагаю, что вы не обдумали ваше решение так, как следовало бы. Ваше чувство ко мне лично не должно перевешивать чашу весов. Мы с вами вполне ладим, больше ничего и не требуется. Но вот все остальное – герцогство, имение…
