Актис испугалась.
— Тогда не дам, — сказала она.
— Каждая минута с тобой, — Валерий еле говорил, — это такое счастье. И подумать только, я своими руками разрушил его.
— Не говори так.
— Нет, я глупец. Мальчишка. Захотел быть царем. О, Юпитер, ты поставил наглеца на место. — Валерий усмехнулся.
— Зачем ты терзаешь себя, — всхлипнув, с мягким укором сказала Актис. — И меня тоже.
— Но знай, что все это я делал только ради тебя. Потому что дала мне в этой жизни то, что никто бы не отдал. Ты отдала мне себя. Я это почувствовал.
Валерий замолчал. Ему было трудно дышать. Он с шумом глотал воздух и с шумом выдыхал его обратно. Слегка отдышавшись, он продолжил:
— Актис, ты здесь?
— Здесь, любимый, — поспешила успокоить его Актис, — здесь я. Где же мне еще быть, как не с тобой?
Валерий уже начинал бредить.
— Мысли путаются. Я, кажется, уже плохо вижу. Что происходит вокруг? Кто эти люди? Зачем они идут сюда? Они хотят разлучить нас с тобой.
— Нет здесь никого, — Актис убеждала его, а сама уже не в силах была сдерживать рыдания, — успокойся, милый. Мы здесь вдвоем. Нам хорошо с тобой. Никого здесь нет. Что же мне сделать, чтобы спасти тебя, любимый?!
Она заплакала жалобно и горько, как маленькая девочка плачет над своей любимой куклой, после того, как её сломал расшалившийся старший братишка.
Валерий перестал кричать и впал в забытье. Склонившись над ним, Актис даже боялась дышать, чтобы не побеспокоить его.
Где-то за стеной кто-то кричал и бегал. Гулко раздавались шаги. Кто-то что-то уронил с таким грохотом, что Актис вздрогнула. Но в эти комнаты, где были Валерий и его возлюбленная, никто не входил и не вбегал. Словно сама судьба решила, что в эти последние минуты он и она должны быть только вдвоём. Через какое-то время, Актис не помнила, долго это было или нет, Валерий снова пришел в себя. Он открыл глаза и удивлённо посмотрел на девушку.
— Я ещё жив? — спросил он.
— Ты всегда будешь жить, — Актис обманывала сама себя, — никогда не умрешь.
Валерий вздохнул. Взор его был чист и ясен. На лице появился румянец.
— Помнишь, ты рассказывала историю про птицу? — спросил он. — Её звали Певцом зари. Он полюбил розу и разбился об её шипы. Помнишь?
— Да.
— У нас с тобой получилось почти как в этой легенде. Не правда ли?
Валерий поднял правую руку и попытался дотронуться до лица Актис. С трудом он погладил её по щеке, коснулся растрёпанных волос. Затем его рука бессильно упала, а на лице Актис остались следы его крови. Но девушка даже не заметила этого.
— Ты роза, — продолжал Валерий. — А я птица. Только вот шипы между нами воздвигла жизнь. Ты была роза в цепях. Я полетел, чтобы порвать их и освободить тебя. Но шипов я не увидел. И все зря. Прости меня. И… прощай.
— Валерий, не умирай, — Актис зарыдала.
— Поцелуй меня в последний раз, — умоляюще попросил юноша.
Актис нагнулась и их губы встретились. Последние силы вложил Валерий в этот поцелуй.
— У тебя на лице моя кровь, — сказал он, когда силы покинули его, и голова вновь упала на руки девушки.
Актис дрожала, Её душили рыдания, а губы горели от жара этого поцелуя, и от слез. Валерий, не отрываясь, смотрел ей в глаза.
— У тебя на лице моя кровь, — сказал он. — Станешь ли ты от неё ещё прекрасней?
Он улыбнулся. Это были его последние слова. Боль снова пронзила всё его тело. Улыбка смешалась с гримасой страдания. На губах появилась пена. Валерий задергался и стал вырываться из объятий Актис. Кричал что-то непонятное. Звал кого-то.
Глаза его помутнели и застыли, глядя в какую-то одну точку на потолке. Из груди вырывались хрипы. Руки со страшной силой вцепились в платье Актис.
Девушке показалось, что она сейчас умрёт.
Британец выдыхался. Топор был тяжёлым, а римляне наступали все упорнее и упорнее. Давно уже они опомнились от той неожиданной атаки, что застала их врасплох после поединка центуриона с Валерием, и теперь снова наступали. Откуда они только брались. Там и тут сверкали их короткие мечи. Белые щиты строем бросались на рабов и после каждой атаки несколько мятежников оставались лежать на земле. Всё ближе и ближе друг к другу теснили легионеры восставших. Снова образовалась давка в дверях храма. Малодушные и трусливые бились уже между собой за право первыми проникнуть в узкую дверь.
