Вы спросите, что делал высокий милицейский чин в камере у рыжего Дюши? Я же говорю – пришел «поговорить по делу». Говорю же – правоохранительные органы сами были не в ладах с законом. В самом начале этой истории отдайте себе отчет в том, что милиция мало чем отличается от криминальной группировки – те же бандиты, только в погонах.
Летом 1999 года рыжий Дюша сидел целыми днями в кафе «Монетка» на Плотинке. Плотинка – так называется район Екатеринбурга, примыкающий к набережной и плотине на реке Исеть. В память о былых заслугах у Дюши были небольшие доли в нескольких предприятиях и необременительные должности. Ему не надо было работать, да он и не умел работать регулярно. Но трезвость и невыносимый избыток сил человека, бросившего наркотики, не давали Дюше покоя. По утрам он пробегал кросс десять километров, а потом шел в кафе. Именно в «Монетку», потому что вместо привычного бильярда там стоял теннисный стол. Дюша изнурял себя пинг-понгом, общался с людьми, заходившими пообедать, зазывал товарищей поиграть в пинг-понг, ждал вечера, когда даже и не игравшие в настольный теннис товарищи съезжались в «Монетку» поужинать.
Кафе в Екатеринбурге – это только одно название, что кафе. Московские кофе-туны и кофе-шопы не приживаются здесь. Никто не понимает, как это можно зайти в кафе просто на чашку кофе с мороженым. Раз уж зашел в кафе и сел за столик – надо как следует поесть. Если уж поел, надо поиграть в бильярд или вот в пинг-понг, поговорить с товарищами, выйти на улицу и посмотреть, какую один из них купил новую машину. Выходить к машинам в конце 90-х надо было еще и потому, что машины каждый день грабили, разбивали стекла и вытаскивали магнитолы. Грабили, как правило, наркоманы. Охранники ловили их, били смертным боем, но те все равно грабили. Так что лучше было стоять возле машин.
Несколько месяцев Дюша был свидетелем целой общественной кампании, которую развернули его товарищи против епископа Екатеринбургского и Верхотурского Никона. Свидетелем, но не участником. Никона обвиняли в казнокрадстве и чуть ли не в педофилии, устраивали демонстрации, писали коллективные письма. Но Дюша, который, чтобы бросить наркотики, обратился не только к спорту, но и к православию, не мог понять, как это – выступать против владыки. И потому не участвовал. А когда патриарх все же сместил Никона и отправил на покаяние, когда арестовали в Невьянске целый вагон церковной утвари, вроде бы Никоном украденной, Дюше стало жаль, что не принимал участия в этаком полезном и богоугодном деле. Товарищи праздновали победу, ощущали себя значимой общественной силой, а Дюше только и оставалось, что признавать собственную неправоту и оправдываться – дескать, невозможно же было поверить, что владыка казнокрад и развратник.
А у них горели глаза. С обсуждения церковных дел они нет-нет да и перескакивали на выдумывание новых важных общественных миссий. Может, дорогами займемся? (Дороги были ужасные.) Может, музей современного искусства откроем? (Это Ройзман говорил.) Может, музей невьянской иконы? (Это тоже Ройзман, но как-то не будоражила молодых предпринимателей идея открыть музей.) Может, с фашистами что-то? С уличной преступностью, а? Нет, с уличной преступностью – нет, это же наркоманы воруют. Магнитолы из машин, меховые береты у женщин. Утром воруют, когда потемну женщина ведет ребенка в детский садик. Срывают берет. Она же не побежит догонять, не бросит же ребенка в темноте. Но остановить как? Это же наркоманы. Я уже устал их бить. (Это Ройзман сказал.) Больные люди, что сделаешь?
И тут Дюша произнес фразу, которая позволит действовать. Перевел разговор из медицинской плоскости в деловую:
– Что? Больные люди? Это ты мне говоришь? Я одиннадцать лет кололся. Наркоман – это скотина, понимаешь? Я был скотина последняя, а не больной человек. Воровать, грабить, убивать, друзей предавать, родителей в гроб загонять, а самому кайфовать – нет такой болезни! Ты мне рассказываешь?
В тот вечер в «Монетке» они так ни о чем и не договорились. Но еще через несколько дней в ресторане «Каменный мост» был банкет в честь победы над владыкой Никоном. Собрались журналисты, потому что почти все журналисты тогда участвовали в кампании против епископа. Среди прочих на банкете были Евгений Енин с 4-го телеканала и Андрей Санников с 10-го. Была ли журналистка Аксана Панова, никто не помнит – может быть, и была. На этом банкете Ройзман поднял тост:
