Дальше строчки были смазаны, размыты, вся страница в лиловых разводах — ничего не разобрать. Две страницы склеились, Андрей осторожно отогнул одну.
«…Сегодня Пал Иваныч сказал: «Ну-ка выкладывайте свои планы и мечты». Все опустили глаза, как будто он собирался вызывать к доске.
Первым Пал Иваныч спросил Юрку. Тот встал, хлопнул крышкой парты: «Я — в летное. Летчиком буду!» И все на него посмотрели с восхищением, словно Юрка уже слетал через Северный полюс. Но самое ужасное — Она до конца урока не сводила с него глаз.
«Ну а ты, Сорокин?» — спросил меня Пал Иваныч. Зачем он спросил, он же знает! И тут кто-то с «Камчатки» насмешливо хихикнул: «Лесником!» И Она почему-то покраснела».
«20 февраля. Опять Юрка. Его теперь все зовут Юрка-Чкалов. На вечере мы стояли с Ней, и тут заиграли «Рио-Риту». Я только хотел ее пригласить, вдруг подходит Юрка, кивнул, и Она подала ему руку — на какую-то секунду я опоздал. Говорят, Юрка уже прошел медицинскую комиссию и оказался годным к летной службе».
«10 марта. Всем классом ездили за город на лыжах. Сошли с поезда — и куда глаза глядят. Снег хрупкий, рассыпчатый. Последний лыжный снег. Шли, шли, а конца тропы все нет. Заблудились. И тут я узнал то место, где весной еще, кажется в шестом классе, помогали высаживать сеянцы сосны. Они тогда были сантиметров по восемь, не больше — пушистые зеленые цыплята. А теперь, на третий год, не узнать: из почек верхнего побега вырос еще побег, который стал стволом, и еще мутовка веток. Верхушечный побег за весну отрастает на 20–30 сантиметров! Здравствуйте, малышки, как вы подросли! Я сказал ребятам, что рядом Красная Поляна. Все так и ахнули: «Ну и лесник!» А Она и говорит: «Давайте декламировать про лес, кто что знает!» Все знали только одно: «Плакала Саша, как лес вырубали…» А я прочел свое любимое из Тургенева: «Внутренность рощи, влажной от дождя…»
Я прочитал наизусть весь отрывок, до «и украдкой лукаво начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь…», и все как будто языки проглотили. Так молча мы и вышли на дорогу».
Андрей закурил, отлистал несколько было пропущенных страничек обратно.
«…Я пойду в лесотехнический! Все удивляются, все грезят небесами и морями, а я, по их мнению, хочу сидеть под березами и слушать птичек. Спрашивают, удивляются, откуда, мол, это у меня. А я и сам не знаю. Только стоит перед глазами, вернее, лежит спиленная береза. И кто-то говорил отцу: «Вот, Кузьмич, спилили, а взять не взяли, даже на дрова не понравилась. Ну не изверги?» А отец мне: «Смотри, Коля, ветки, как руки, раскинуты по земле. И завянуть еще не успели, видишь, пьют росу и не знают, что уже умерли, что отрублены от корня». Мы стоим, а по вершине березы, по самым мелким и нежным веткам, которые еще вчера доставали до неба и купались в синеве, недоступные грубым рукам, по этой вершине проезжают грязные колеса автомобиля. А отец опять вздыхает: «Если каждый человек убьет по дереву, по одному только дереву…»
«14 апреля. Это непостижимо! Еще вчера мы ходили в кино и потом долго гуляли по набережной. А сегодня… Я никогда не видел Ее такой спокойной и никогда не слышал такого ледяного голоса: «Повтори то, что ты три дня назад сказал Юрию». О чем? Я сначала не понял. «Повтори, что ты сказал Юрию насчет тетки!» Ах да! Я же сказал ему просто так, чтобы он отлип, что мы ночевали с Ней у Ее тетки. От дурного предчувствия у меня подкосились ноги, я завилял: «А что? Ничего такого…» «Это же подлость, — сказала Она. — Даже если ты только подумал об этом!» И ушла. Я бросился за ней и начал объясняться, что это я просто так, чтобы больше не приставал Юрий, только из-за этого. Но Она как заледенела. «Все, — сказала Она. — Больше не звони и не приходи!»
«Настя, — с удивлением подумал Андрей. — Вылитая Настя. Она ведь тоже…»
«1 мая. Я позвонил Ей. «Скажи, что я должен сделать! Не веришь? Неужели ты думаешь, что я такой?» Она бросила трубку».
Опять в тетради было что-то перечеркнуто, замазано чернилами. Потом наискось одно и то же слово: «Экзамены. Экзамены». И без числа:
«…Грибов много, ранние, — все говорят, к войне. Мы набрали летних опят, отец их называет говорушками. Где-то возле Красной Поляны разложили скатерть-самобранку, перекусывали, сидели под березой. Вдруг над нами — странный звук, точно кто провел смычком по струнам. Что за чудеса — ни зверь, ни птица… Встали, присмотрелись. А это береза и дуб — словно из одного корня выросли. Береза помоложе, протиснулась меж дубовых ветвей, а когда в толщину раздаваться стала, прислонилась, прижалась к могучему стволу, и дуб вроде бы ее обнял. Ветер дунет, качнет ветвями, и возникает этот звук. Нежный, будто скрипка поет… Мы с отцом так и назвали эту пару — «поющие деревья» и решили: будем их проведывать, пока по грибы ездим».
