* * *
Карина жалела, что родилась девочкой. Потому что именно она должна была встать на место деда Тороса. Это она должна была получить из его рук черепаху и последний, самый тайный маршрут, ведущий к сокровищу, ради которого и построили лабиринт. Она, а не Роберт. Брат это тоже понимал, хоть и кичился своим американским дипломом инженера-механика. Вот только диплом еще никого не сделал хорошим смотрителем.
Роберт не любил подземелье, не чувствовал его, а Пахака вовсе боялся, поэтому предлагал избавиться от демона, а вместо него установить по всем отдаленным рукавам современные ловушки.
— Не нам решать, — суровел дед. — Работает, не трожь.
— Почему это? Мы ведь рискуем. — Роберт демонстративно клал руку на стол так, чтобы всем виден был его покалеченный мизинец.
— Вот станешь смотрителем, тогда и согласуешь свои придумки с хозяином. А пока не трожь.
— Дед, ты не прав.
Отец в этих спорах не участвовал, а мать, которую на «семейный совет» не допускали, стояла, прислонившись ухом к замочной скважине, и часто кивала. Карине было обидно. С одной стороны, она — Королева Червей, с другой — даже дед не собирается посвящать ее в планы. И все же Карина не считала происходящее нечестным. У женщин — одни дела, у мужчин — совсем другие.
Меж тем, Карине не запрещалось спускаться в лабиринт, и она все еще отвечала за ежедневную кормежку Пахака, а потом бродила вместе с ним по штольням час-другой — бесшумная и ловкая, как змея. Однако смотрителем лабиринта стала не Карина Ангурян, а Роберт. А все потому что она — девочка. Однажды выйдет замуж и уйдет из родной семьи, до самой смерти храня от новой родни тайну ростовского подземелья. Странно... Так странно всегда и везде быть своей лишь наполовину.
— Каро! Завтракать.
* * *
Карина очнулась, взглянула мельком на часы. Ахнула. Три ступеньки вниз одним прыжком, поворот — девушка застыла, прислушиваясь к голосам в столовой.
— Эши глух!
— Что? Переведи, плиз.
— Не что, а кто? Ослиная башка! Или ты теперь только по-английски понимаешь, тхаджан?
Слышны были в основном голоса деда и брата. Отец равнодушно, словно скандал происходил где-то в другой вселенной, помешивал ложечкой сахар в чайной чашке. Наверное, должно случиться что-нибудь из ряда вон выходящее, чтобы он хоть на полтона повысил голос. Что-нибудь вроде посадки НЛО прямо перед крыльцом. Да и тогда он для начала убедится, что галстук повязан ровно, что все пуговицы на белоснежной сорочке застегнуты, а на ботинках нет ни пылинки, и лишь потом выйдет на улицу выяснить, что же произошло.
— Вчера ты дурь спорол, Роберт. Проблем хочешь? Где мой кофе? Где цхармоч? Трубка моя где, я спрашиваю. Джана.
Мать подскочила, подала деду чашку кофе с молоком и пошла к буфету за трубкой.
— Я не убил его, — голос Роберта дрожал от обиды. — Вырубил на две секунды. Не убил. Хотя мог. А по-твоему, дед, я должен был расцеловать щенка за то, что он приперся в Нахичевань?
— Ты сам еще щенок. Развернуться и уйти — вот что надо было сделать. Будоражить Шороховых нам сейчас не с руки. А ты сорвался!
— Как будто когда-то было с руки? Шороховых давно пора Пахаку скормить — заодно на свинине сэкономим, — фыркнул Роберт.
— Шорохами пусть отец твой занимается. Его дело — управлять тем, что наверху. А твоя задача — лабиринт. Когда последний раз там был?
— Вчера как раз собирался, пока этот не пришел. — Роберт поморщился и продолжил: — Отец здесь не справляется один. Слишком много дел. Слишком быстро все меняется. Вон метро у Шороховых еле отбили. Надолго ли? Год-другой, и снова он или кто-нибудь еще примется лезть под Ростов. Вон шороховский щенок вчера про подземелья вякал. Как будто о чем-то догадывается.
— Всегда кто-нибудь догадывается. Всегда лезет. И всегда погибает. Успокойся, тхаджан. — Торос пожал плечами и шепнул так тихо, что его никто, кроме Карины, не услыхал: — Лусик, ты что прячешься? Заходи.
Карина скользнула внутрь маленькой, но уютной столовой. Таиться больше не было смысла. Слух у старого Тороса, как у летучей мыши, несмотря на то что в прошлом месяце он отметил свое семидесятилетие.