Официально никто и никогда об этом не упоминал, но те, кому нужно знать, знали: город давно поделен. Одной его частью правит «империя» Шороховых — другой владеют Ангуряны. Говорят, так было не всегда, но кого интересует прошлое? К нынешнему, две тысячи двенадцатому году перечень взаимных долгов Шороховых и Ангурянов оказался так велик, а срок соперничества так невыносимо долог, что на Корсике они считались бы кровниками. К счастью, современный Ростов — не Корсика, и сейчас не Средневековье. Поэтому между шороховской «империей» и ангуряновским «кланом» давно царило мрачное перемирие. Но все-таки, как справедливо заметил Цыба, Шороховых в Нахичевани не жаловали. И то, что Макар Шорохов сейчас творил, не лезло ни в какие ворота! Он не должен был, не имел права находиться возле ангуряновского фамильного «замка». Не понять этого Роберт не мог, но звать охрану или лезть в драку в такой ситуации было бы глупо. А больше всего на свете Роберт Ангурян, известный в городе как Бобр, не любил выглядеть глупцом.
Два наследника, два первенца, два принца стояли лицом к лицу и ненавидели друг друга со всей силой своих пылких сердец. Цыба подумал, что, попади он сейчас под перекрестье взглядов, превратится в горстку серого пепла. Был Цыба — нет Цыбы. Поэтому он набрал внутрь побольше воздуха и просто перестал дышать. Молчал, облокотившись о потертые перила крыльца, Роберт. Макар отвечал спокойной, но все же чуть наглой ухмылкой. Они были похожи на молодых волков, обнюхивающихся, взъерошенных и не знающих еще, случится ли бой, или обойдется так. Воздух звенел от напряжения, небо стало вдруг угрожающе низким, но все же ни один не желал ни броситься на врага первым, ни повернуться спиной. Так бы они и стояли еще невесть сколько, но тут за окном мансарды мелькнул тонкий девичий силуэт. Скрипнула рама, окно приоткрылось, наверху вспыхнул яркий свет, освещая улицу и стоящих перед крыльцом «гостей». Макар непроизвольно дернул подбородком.
— Чер-р-рт с вами. Топайте дальше к своим... Парамоновским, — пробурчал Роберт, довольный, что игра в гляделки прекратилась не по его инициативе, и демонстративно положил ладонь на дверную ручку.
— Тебя не спросили, Бобр-джан, — парировал Макар, но тоже без прежнего задора — все, что хотел, он выяснил и теперь планировал вернуться домой и спокойно подумать. — Ладно. Мы пошли. Гудбай, Америка.
Медленно, не разворачиваясь, Макар шагнул назад, наткнулся на Цыбу и посторонился, чтоб дать тому место для отходного маневра, однако толстяк почему-то воспринял это как приглашение к дискуссии и, неожиданно осмелев, выскочил вперед.
— Откуда знаешь, что к Парамоновским? Следил за нами, параноик? Тортилла разноглазая!
— Что? Кто?
Роберт вздрогнул. Его правая ладонь скользнула к левому запястью, схваченному шипастым кожаным браслетом, опасно блеснул металл, и тут подслеповатый Цыба неожиданно завопил:
— Атас, Шорох! У Бобра кастет... Рукоятка! Точно она! Атас!
Макар дернулся к поясу. Ткнул рукой в нашпигованный бесполезными гаджетами карман — непроизвольно, по привычке и без всякого смысла. Он давно пообещал отцу на себе железа не носить, поэтому пчак держал в бардачке, а цепь с бойком отдал младшему братишке — ему нужнее. Ремень! Сейчас кстати пришелся бы дедов армейский ремень с заточенной бляхой, вот только батя попросил...
— Ата-а-ас! Дави носорога!
Цыба согнулся пополам и рванул к крыльцу. Неуклюже запрыгнул на верхнюю ступеньку, сунулся с разбегу башкой в живот Роберту, замолотил кулаками, тыча куда ни попадя. Лягнул армянина в голень, замахнулся снова. И тут же отлетел вбок, получив точный удар в левый висок. Тело Цыбы обвисло, перевалилось через перила и глухо шлепнулось на бетонную отмостку. Раздался хруст — не то лопнула деревянная перекладина, не то треснула Цыбина башка. Что-то звякнуло. Как будто монетка покатилась по крыльцу. Макар не видел что. Он был уже на крыльце: жаркий, злой и готовый биться насмерть. Замах правой, выдох, удар в солнечное сплетение... Бей! Бей! Бей! — стучала в висках кровь, бешенство подкатило к горлу, слюна стала почему-то железной на вкус. Замах! Удар! Костяшки заныли. Еще удар! Бей! Бей... Роберт ловко ушел влево, наконец-то закрылся. Макар не почувствовал, понял, что ему вмазали ребром ладони под ухо — сильно, умело. Загудела и пошатнулась земля. Шажок в сторону, назад... черт! Нога соскользнула со щербатой ступеньки. Вторая нога... еще ступенька. Черт! Полсекунды, чтобы вернуть равновесие. Макар сгруппировался, готовый принять пинок в лицо. Четкий пинок... Безжалостный. Он бы пнул именно так. Вот же тварь этот Бобр — умело бьется! Бей! Ну, бей. Бей же.
