— Значительно. — Карина резко остановилась. Макар едва не налетел на ее спину. — Пришли. Здесь!
Скучный, хотя и довольно неприятный, коридор заканчивался обычным тупиком. Макар огляделся, дотронулся до глухой серой стены. Посмотрел на экран телефона — там красной линией был прочерчен путь от Парамонов и досюда. Если что, очень легко вернуться по следам. Проговорил:
— Почему обязательно нужен этот... Барбаро? Пройдем через стену. Найдем сами этот чертов портал...
— Потому что так положено. Потому что я тут не в гостях. Я — смотрительница. Потому что это моя работа и я не могу, права не имею идти туда без разрешения... — Карина выразительно посмотрела на тупик. — И тебя не пущу!
— Да? Ну да. Ага...
Он даже разбегаться не стал. Просто провалился спиной назад. И, растворяясь в известняке, услышал, как она кричит ему вслед:
— Нет! Нет! Не сме-е-ей! Ты же там пропаде-е-е-е...
Глава тринадцатая. Крысиные бои
— Бей! Куси! Рви!
— Ай ты ж подлые, сзади, сзади зашли! Аа-ай!
— Что творят? Порвут ведь... Ванька, спасай!
— Пущай рвут! Не трожь! Пущай дохнет писюк! Тьфу!
— Эх!
Сторож накинул на голову холщовую куртку и, распахнув ногой хлипкую дверь склада, рванул к столу, где огромный черно-белый кот шипел и отбивался от крыс уже из последних сил. Повсюду было рассыпано зерно — крысиная приманка, на длинной цепи с потолка свисал пузатый фонарь — ринг нужно хорошо освещать, чтобы зритель до малейших деталей, до когтя, до шерстинки мог видеть драку.
— Ну, Барс, Барс, киса-киса... тш-ш... — Сторож подхватил обезумевшего, ослабевшего зверя, накинул на него дерюжку и сунул в руки сопливому парню, что мялся тут же возле двери и гнусил: «Котикам на пропитание, монетки не пожалейте...» Стрельнул из пистолета в пол, разгоняя крыс по углам, пригладил усы. — Что, господа зрители? Обнаглели твари, кровь чуют? Не вынести ль Яшку Медного?
— Яха, ухи драные...
— Тащи, Ванька, тащи, старый черт!
— Пятерик ставлю, что Медному крысы те — во, на один кус!
— А, по рукам!
Сторож нырнул куда-то в угол, пошебуршил там, попричитал, пару раз матернулся... и вернулся к столу, волоча за шкирняк здоровущего рыжего кота с побитой рожей, глядя на которую сразу становилось понятно: этот глотку перегрызет, глазом закусит — не поморщится.
— Ме-е-едный...
Сторож выскочил наружу. Захлопнул за собой дверь. Портовые грузчики и складские, сидевшие на тюках брезента и мешках из-под зерна, взвыли. Уставились в окно, за которым разворачивалось сегодняшнее представление. Рыжий кот отряхнулся, уселся в середине стола, принялся мыть морду толстой лапой, словно происходящее его не касалось. Словно он не видел лезущих по ножкам вверх крыс. Словно не догадывался, что еще секунда — и он превратится в гладиатора. И будет рвать, грызть и убивать ради славы и просто для удовольствия.
— Ах, скоти-инка! Красавчик! Медный!
— Червонец ложу!
Нахаленок лет шести с круглой головой и торчащими ушами лузгал семечки, забыв обо всем на свете. Подглядывал из-за угла, чтобы денег не платить. Ух, заругает папка, что без спросу на склады сбежал! Оттаскает за уши-вареники, а то и хворостиной достанется. Но не можно, никак не можно уйти сейчас — сторож сказывал, крысобои эти — от камышового кота нарожденные, злые, как черти, живут в клетках и только мясо сырое едят. Не то что портовые, худые да ободранные кошаки. Сейчас Яшка как начнет биться — ух, что будет! Яшка Медный еще ни одного боя не проиграл — задаст крысам жару!
— Слышь, паренек, можешь подсказать? — вынырнул сбоку хлыщ. Тощий, долговязый. По одежде — носильщик, грязный, как чушка, то ли пылью, то ли мукой засыпанный, а по говору — из купцов. Чистый разговор, правильный. — Как эта улица называется?
— Эта-та? Средний, переулок то есть. — Видать, матрос. С баржи сошел, по берегу прогуляться. — Ты, дядь, если гулять хочешь — топай отсюда до Почтовой, там конка бегает.
— Спасибо, — сказал, будто поперхнулся.
Долговязый поднес руку к лицу, будто очки хотел поправить — а очков-то и нет. Может, с придурью? Один глаз синий, другой — как трава зеленый, волосы сосульками — ко лбу прилипли и возле ушей смешно торчат...
