Российское гражданство: от империи к Советскому Союзу - страница 37

. Закон 1864 года упразднил этот промежуточный статус, и как натурализованные подданные, так и уроженцы страны стали равны перед законом[202]. То был серьезный шаг по пути отмены всех промежуточных статусов между статусами подданного и иностранца. Закон 1864 года также и на практике, и теоретически рецентрализировал выдачу окончательного одобрения натурализации, сделав последнюю скорее актом присоединения к подданным государства, чем логическим следствием принятия в какое-нибудь из местных сословий[203].

В эпоху реформ произошло, кроме того, укрепление давно существовавшей в российском законодательстве и процессуальных нормах тенденции к применению принципа почвы и увеличению количества царских подданных. Это можно увидеть в некоторых подробно прописанных условиях закона о натурализации, например в пункте, дающем губернаторам право натурализовать детей иностранцев в год их, этих детей, восемнадцатилетия. Сходным образом, родившиеся на российской земле иностранцы могли в срочном порядке натурализоваться, всего лишь устроившись на работу и принеся присягу на службу в России[204].

Владимир Гессен, единственный исследователь, проанализировавший Великие реформы в области подданства и натурализации, также подчеркивает другой концептуальный переход: от «коллективного» членства – к «индивидуальному»[205]. Он приводит исторический довод, согласно которому натурализация в XVIII веке (в России и Европе) происходила в первую очередь благодаря политике увеличения количества населения страны. Поскольку в это время многие международные миграции предполагали переселение целых общин, натурализация часто становилась предметом переговоров во время общего процесса иммиграции. Целые сообщества мигрантов натурализовались в соответствии с особыми постановлениями и условиями. Зачастую такого рода натурализацию лучше описывает термин «установленная в порядке договоренности привилегия» – привилегия, даруемая сообществу и предполагающая освобождение от ограничений, налагаемых на иностранцев, и от обязанностей, которые должны выполнять граждане государства[206]. В таком виде натурализация все еще очень хорошо согласуется с парадигмой сепаратных сделок, заключаемых с различными группами мигрантов и поселенцев, перебиравшихся на территорию Российской империи. Гессен утверждает, что только после реформы 1864 года натурализация начала демонстрировать интерес к «индивидуальным свойствам натурализуемого иностранца»[207].

Однако существовало несколько важных исключений, выходивших за рамки параллельной универсализации норм и индивидуализации их применения, имевшей место в законах о гражданстве после 1864 года. Во-первых, были сохранены весьма широкие особые правила для Царства Польского и Великого княжества Финляндского[208]. Финляндии, например, даровалось право выдавать загранпаспорта как российским подданным, так и иностранцам, проживавшим в княжестве[209]. В некоторых случаях Собрание законов Российской империи сохраняет отдельные разделы, регулирующие приобретение и утрату принадлежности к Российскому государству в двух этих юрисдикциях. Согласно административному постановлению 1865 года, жители Царства Польского для пересечения границы с другими регионами Российской империи нуждались в особом «паспорте подданного империи». Таким образом, порядок въезда на территорию страны для финнов и поляков мало отличался от процесса получения визы для пересечения международной границы[210]. Закон 1867 года даровал ряд денежных и юридических привилегий российским подданным из других областей империи при поступлении на службу в польских провинциях. В сочетании с новыми ограничениями возможности для поляков приобретать и наследовать землю в регионе, эти привилегии работали против общей тенденции, получившей развитие в эпоху реформ и направленной на создание единого статуса гражданина империи[211]. В Польше, Финляндии и – в меньшей степени – в некоторых других частях империи (в Бухарском и Хивинском ханствах, Бессарабии, на Дону и в Прибалтике) подобные правила сохраняли по крайней мере какое-то местное разнообразие в гражданских правах.