Стороны согласились создать институт пограничных комиссаров, в связи с чем генеральный консул СССР в Урумчи и уполномоченный МИД Китайской Республики в Синьцзяне обменялись нотами 1 апреля 1933 г. Для урегулирования возникавших текущих вопросов назначались с каждой стороны по шесть комиссаров сроком на три года с соответствующей пролонгацией договоренности сторон. Ухудшение отношений СССР с синьцзянскими властями в 1943 г. не сопровождалось какими-либо акциями, которые выдвигали бы вопрос о положении границы между СССР и Китаем.
В результате победы во Второй мировой войне начался объективный процесс создания новых государственных образований и изменение границ ряда стран в Европе, Азии и Африке. Однако прежние, довоенные границы нашей страны и Китая совершенно не изменились.
Государственные деятели Китая, в том числе Чан Кайши, во время и после Второй мировой войны отдавали себе отчет в том, что процесс формирования границы между нашими странами давно закончился. В своей книге «Судьба Китая» Чан Кайши отнес к «естественным границам Китая» на северо-востоке Маньчжурию. Он, таким образом, не притязал на советские дальневосточные земли. Правда, далее Чан Кайши повторил заявку на территории, находящиеся юго-восточнее и южнее Китая, а также причислил «Внешнюю Монголию» к «крепостям, необходимым для обороны и безопасности нации».
Что касается притязаний на МНР, то более определенные претензии высказывал в разное время другой китайский политический деятель — Мао Цзэдун.
Известно его высказывание Эдгару Сноу в 1936 г. о том, что после победы народной революции в Китае «Республика Монголия автоматически станет частью Китайской федерации по собственной воле»[38]. Мао Цзэдун заранее предопределял не только волю населения МНР, но и то, что изъявление воли произойдет «автоматически».
В духе аналогичного размышления о том, что монголы в числе других национальных меньшинств «вновь присоединятся к Китаю», высказался Мао Цзэдун в 1944 г., отвечая на вопрос американского журналиста Штейна о будущем МНР[39]. В 1954 г. во время советско-китайских переговоров Пекин снова поднимал вопрос о МНР, предлагая «договориться» насчет ликвидации ее самостоятельности[40].
Но подписанный правительством Китайской Республики договор с Советским Союзом о ненападении от 21 августа 1937 г. не содержал в себе никакого намека на неурегулированность пограничных вопросов между двумя государствами. В договоре обе стороны торжественно подтверждали, что не прибегнут к войне для разрешения международных споров и отказываются от таковой как орудия национальной политики в отношениях друг с другом[41].
Никакая проблема границ между СССР и Китаем не возникала и на конференции руководителей великих держав, состоявшейся в Ялте в феврале 1945 г. и принявшей согласованные решения о послевоенном урегулировании и устройстве границ, в том числе на Дальнем Востоке. Китайское правительство подтвердило решения Ялтинской конференции глав правительств СССР, США и Великобритании. А 14 августа 1945 г. оно подписало советско-китайский Договор о дружбе и союзе, а также соглашения о Китайской Чанчуньской железной дороге, о Порт-Артуре и Дальнем. При этом обе стороны условились о тесном и дружественном сотрудничестве после наступления мира, действовать в соответствии с принципами взаимного уважения суверенитета и территориальной целостности и невмешательства во внутренние дела[42].
К старым территориальным притязаниям на советские земли пытались вернуться наиболее реакционные китайские газеты «Ишибао» (католическая) и «Хэпин жибао» (орган военного министерства) летом 1948 г. «Хэпин жибао» заявляла, будто Владивосток стоит на китайской земле. Характерная черта таких выступлений этих двух газет заключалась в том, что они оказались единичными.
Во время гражданской войны в Китае во второй половине 1940-х гг. власти Китайской Республики не касались вопроса о границах и старых договорах. Они лишь пытались спровоцировать военное столкновение между СССР и США, стремясь превратить «холодную войну» в «горячую», чтобы «спасти» Китай от коммунистов — «пятой колонны железного занавеса»
