Rossija (reload game) - страница 43

При этих словах колени у вожака подломились, и он повалился в ноги серому:

— Не губите, ваше степенство!! Детки малые, семеро по лавкам!.. Не корысти ради, а токмо волею пославшей мя жены!..

— Слушай меня внимательно, — ровным голосом сообщил серый. — Если мой человек тебя ещё хоть раз здесь увидит… — он сделал паузу, — просто увидит, — добавил он, — ну, ты меня понял. А теперь — пшли вон!

Миг — и ватажки не стало: то ли растаяла в воздухе, то ли мгновенно и бесследно всосалась в жидкую рыночную грязь. Серый меж тем подошел к Гаврилке — тот как раз поднялся с колен и чистил порты — и они о чём-то тихо переговорили. Князь подумал было, что Гаврилка что-нибудь даст своему избавителю. Но обошлось без этого: серые постояли еще и утекли прочь через тот же малозаметный проход.

Серебряный за эти дни успел уже уяснить, что все эти «силовики», как их совокупно величают в народе, являют собою не что иное, как разбойничьи шайки, прибравшие город себе в кормление. Отношения между шайками были сложные и напряженные, с четкой, хотя и подверженной колебаниям иерархией. Судя по оброненному слову «Лубянка», серые были одним из подразделений кромешников — Ночного Дозора, а ватажка — благочинниками, из Высшего Благочиния, учиненного Митрополитом для «укрепления в народе веры православной». Тут князь припомнил тот трактир на Пятницкой и ухмыльнулся, представив себе логическое завершение только что виденной сцены: как кромешники столь же стремительно расточаются в пространстве, как перед тем благочинники, — предъяви он им сейчас жетон Особой контрразведки.

Жетон тот ему, к сожалению, пришлось сдать, едва лишь они с лейтенантом Петровским, после совместных приключений в Подземном Городе (не приведи Господь…), добрались наконец до штаб-квартиры Службы на Знаменке, и он перестал быть «сержантом Особой контрразведки Петром Павловским».

— Мощный артефакт, внушаить! — усмехнулся он, протягивая одному из пары дежурящих на входе штатских (правильнее тут, впрочем, было бы сказать — «в штатском») тот перечеканенный серебряный рубль на цепочке; поверх орла были выбиты «его» номер — «113» и единственная галочка, копирующая, надо полагать, одинокий сержантский шеврон. — А ведь простенькая, казалось бы, штука — неужто лихие люди для себя не подделывают?

При этих его словах воцарилось внезапное молчание, и все трое особистов дружно одарили его очень, ну — очень странными взглядами… Похоже, он сморозил какую-то несусветную глупость, либо бестактность — простительные, будем надеяться, для провинциала.

…Серебряный собрался уже идти дальше, как вдруг заметил, что бывший стрелец делает ему рукой знак — мол, подойди. Его взяло любопытство и он подошел.

— Я смотрю, ты стоишь, ждешь, — тихо сказал продавец грибов. — Подлечиться надо? От малокровия? Белый нужен?

— Да как бы… — растерянно сказал князь, пытаясь понять, что ему предлагают. Судя по тону продавца, это было что-то не вполне законное.

— С отдушечкой возьми, — частил мужик, — есть на курячьих говнах… прямо в самую нОздрю шибает… За сорок копеек уходит, но тебе за тридцать отдам, — прошептал он одними губами.

Князь ушам своим не поверил. За тридцать копеек можно было купить два с лишним пуда лучшей пшеницы или большого осетра — во всяком случае, в прежние времена. Дальше пошел какой-то вовсе уж странный разговор, намеками и околичностями, который бывший стрелец вскорости прервал — с опасливым недоумением: «Ты совсем, штоль, не московский?..»

А ведь да — он и вправду не московский уже! Уж к добру или к худу — но точно, «совсем не московский»… Что именно ему предлагали, за эдакие-то деньжищи, Серебряный так и не уразумел — да и узнавать не тянуло вовсе.

Обратно к месту своей временной дислокации Никита Романович шел привычным уже маршрутом, по Ильинке. Приостановился степенно перекреститься на купола Илии Пророка — и сердце его стукнуло тревожно, но и радостно.

Петушок на коньке углового дома отворотился, наконец, от Кремля.