Мне не понравились ни неуместные допросы и догадки, ни голос моего зверовидного Нимврода. Я отвечал сухо:
- Иду куда мне вздумается. Верно, вам меньше всех обязан я отдавать в этом отчет! - С сими словами я пошел было далее.
- Постойте! - проговорил он, схватя меня за руку с явным смятением, выражавшимся в его голосе, взгляде и невольном трепете руки. - Погодите на минуту, батюшка Лев Константинович! Я... Мне бы хотелось перемолвить с вами... Дело такое, как покойник мой батюшка говаривал - казусное... что истинно не знаю, с чего и начать... Ну, да уж коли на то пошло! Я, грешный человек, каюсь, хотел было вас подстрелить из этого ружья...
- Вы? Меня застрелить? - вскрикнул я, громко засмеявшись. - Помилуйте, любезный Авдей Гаврилович! Я никак не ждал бы от вас такого душегубства.
- Да, так: видно, бог сохранил и вас и меня от напасти. Три дня ждал я вас на том болоте, что, знаете...
- И могли бы три года ждать понапрасну: я туда больше не хожу...
- А вот сегодня ждал и в роще, - подхватил он.- Сижу здесь спозаранку. Да такая тоска напала, что хоть самому в воду. Смотрю: вы идете - у меня и совсем руки опустились!
- Да за что же в вас поселилась такая ненависть ко мне? Кажется, я вам худа не желал и не сделал.
- А вот видите, батюшка: вы учащаете к Сергею Тихоновичу и Пелагее Михайловне, а пуще всего, я не раз подглядывал, как вы глаз на глаз ходите по саду либо сидите в беседке с Надеждою Сергеевной...
- Только-то? - перервал я со смехом.
- А разве этого мало? - подхватил мой чудак с необыкновенным жаром, которого бы я в нем и не подозревал. - Скажу вам, батюшка, что вот уж года полтора, как я сплю и вижу, чтоб жениться на Надежде Сергеевне; и нынче только ждал Покрова, чтобы заслать сватов к ее родителям... Да на беду мою тут вы подвернулись.
- Так вы не на шутку влюблены в вашу пригожую соседку?
- Да так, батюшка, что, истинно говорю, хоть от хлеба отступиться. Ни день, ни ночь покоя не вижу: все она в глазах мерещится.
- А любит ли она вас?
- Ну, бог весть! Лишь бы согласилась идти со мною под честной венец; а там - поживется, слюбится!
- Послушайте, любезный Авдей Гаврилович! - сказал я, переменив шутливый тон на важный. - Я вам скажу чистосердечно, что ни Надежда Сергеевна вам не невеста, ни вы ей не жених.
- А почему ж бы так?
- Потому, что она девица образованная, напитавшаяся из книг такими понятиями, которые вовсе вам незнакомы; она желает найти в будущем своем муже равного себе по воспитанию и понятиям человека, который ввел бы ее в свет и с которым ей не стыдно б было показаться в свете. Положим, что ее выдали бы за вас; но она не стала бы вас любить, смотрела бы на вас косо, даже с пренебрежением; ни одной добровольной ласки вы не могли бы получить от нее... А что за ласки, которые должно брать с бою?
- Ох! Правда...
- Слушайте далее. Вы сами согласитесь, что она вас умнее. Представьте же себе, какова была бы жизнь ее и ваша, когда ни по уму, ни по привычкам, ни по воспитанию вы не могли бы сказать двух слов в лад с своей женою? Вы приходите домой с охоты: жена ваша сидит в углу и хмурится; вечером она молчит, вы также, потому что вам не о чем говорить с нею; оба вы зеваете и не знаете, куда деваться от скуки. Ваше общество ей не по нраву; ее общество, если б она могла выбрать его по своим мыслям, тоже было бы для вас тягостно: там говорили бы о таких предметах, которые вам непонятны. Словом, вы, муж и жена, были бы совершенно как чужие друг другу.
- Правда, правда, батюшка! - сказал Авдей Гаврилович с тяжелым вздохом.
- Скажу вам еще более: мне известно, что ни родители, ни родственники Надежды Сергеевны ни за что не выдали б ее за вас; об ней самой и говорить нечего: она ищет мужа по себе. Во всем этом могу вас уверить моею совестью; мне не раз случалось это слышать от них самих.
- Экая притча! Вот об этом-то я сперва и не подумал...
- Я все высказал, чтобы предостеречь вас от позднего раскаяния, продолжал я, смотря ему прямо в глаза. - Теперь, не хотите ли? мы пойдем вместе в самую чащу этого леса - ну, словом, туда, куда почти никто не заглядывает: я стану у дерева, а вы приставьте мое ружье к моей груди или к сердцу и выстрелите... Никто не услышит выстрела, никто не увидит убийства, и если со временем отыщут мое тело, то подумают, что я сам застрелился по неосторожности.