— Коптелый, Татьяна, еще не поздно вернуться… Это не ваша война, топайте домой, а? Здесь по прямой до ваших хат — примерно полверсты…
— Заткнись, а? — попросила Татьяна.
— Да не, здесь клево… — простонал Коптелый. — Кабы только не задница в горле… Всё ништяк, Леха, не парься. Чего я теряю? Живу в квартире эконом-класса. — Коптелый скабрезно захихикал. — Разве это жизнь? Родители померли, из друзей — одни собутыльники, из мастерских поперли… У меня же в доме нет ни хрена, все пропил, даже воду в унитазе. Я же ущербный, как эта луна, блин… — он отыскал глазами ядовито-желтый месяц и осклабился так, что Алексея передернуло — ну, ей-богу, зомби…
Он натянул поводья. На месте стой, раз, два… С левой стороны обочины возвышалась заброшенная ферма — первый объект, у которого кавалькада должна сделать остановку. Остальные тоже затормозили, лошади мотали гривами, били хвостами. А по высокой траве от разрушенного хлева семенили двое — еле различимые в свете ущербной луны. Так называемое подкрепление… И уже через пару минут Дмитрий Иванович Корчагин, одетый в засаленную штормовку, обнимал своего сына — а тот сконфуженно помалкивал, недовольный подобным поворотом.
— Приветствую, сынок, ну, ты и наделал дел в нашем сонном городище… Тут такие слухи по округе ползут…
— Никогда не прислушивайся к слухам, батя, — проворчал Корчагин. — Все нормально, легкий кипиш… Слушай, ты, конечно, настоял, я не спорил, потому что спорить с отцом — дохлый номер, но зря ты это затеял, не в том ты возрасте…
— Заткнись, сынок, я в норме… — бормотал отец, — есть еще силенки в тщедушном организме. Не могу я так, пойми — ты едешь в эту клоаку, а я буду сидеть в землянке, ждать и исходить на дерьмо? Смотри-ка, и Татьяна здесь, — подивился Дмитрий Иванович. — Бабье войско, надо же… А это кто такой — что-то не пойму своими слезящимися глазами…
— Мое почтение, Дмитрий Иванович, — хихикнул Коптелый, приподнимая воображаемую шляпу. — Давненько мы с вами не пересекались. Все дела, дела…
— Глазам не верю, — опешил Дмитрий Иванович. — Шура Коптелый. А про тебя говорят, что ты опустился, спился, человеческий облик потерял…
— Временное всплытие, Дмитрий Иванович, — веселился Коптелый, не имеющий привычки обижаться. — Не волнуйтесь, это ненадолго. Может, долбанем за встречу? У меня тут есть.
— Да иди ты, — проворчал отец и представил своего спутника, скоромно мнущегося в сторонке. — Это Лещенко, хороший мужик…
— И с поле-ей доносится «нале-ей»… — тут же фальшиво затянул Коптелый и смущенно кашлянул. — Споем ли, господа?
— Василий Лещенко, — улыбнулся коренастый суховатый мужик с глубокими залысинами — основательно в годах, но моложе отца. Поправил двуствольное охотничье ружье, висящее за спиной. — Не пел никогда. До 2009 года работал участковым в Айтау. Старший лейтенант милиции. Уволен с треском — избил одного «мажористого» козла, отпрыска чинуши из районной администрации, — он чуть не изнасиловал одну из наших девчонок, я вовремя подскочил.
— Изгнан с волчьим билетом, — добавил отец. — Теперь не может никуда устроиться. То баньки кому-то рубит, то подножным кормом питается. Честный мент, вроде того…
— Ого, мы начинаем набирать в войска сказочных персонажей, — шепнула Татьяна на ухо Алексею.
— А ты — одна из них, — огрызнулся Корчагин и пожал шершавую мозолистую ладонь. — Присоединяйся, Василий, к нашему криминальному сообществу — тут люди веселые, тебе понравится. Верхом ездить умеешь?
— А то, — улыбнулся бывший мент. — Дмитрий Иванович, кстати, и научил. У него тогда коневодческое хозяйство было, а ты, Алексей, пешком под стол ходил и вряд ли меня помнишь…
Через несколько минут «усиленный» отряд ушел с дороги и расположился в покатой балке, тянущейся параллельно грунтовке. Впереди уже маячили холмы, громоздились скалы. Вторая остановка – пока все шло по плану. Алексей оставил своих людей и пешком двинулся к дороге. Он разлегся в канаве, изучил поблескивающие в мутном свете стрелки циферблата и приготовил пистолет. С оружием в компании было не особо. На пятерых – три компактных автоматика с небольшим запасом патронов и три «макарова» с шестью обоймами. Плюс двустволка у молчаливого Василия. Не разгуляешься, но могло быть и хуже…