— Лови его!!! — заверещал Коптелый, срываясь с высокого старта, — и ведь догнал! Рухнул ничком, выбрасывая длинные конечности, сцапал коротышку, и оба покатились, вопя во все глотки. Момент — и Шура пинком спровадил шибздика обратно, тот прочертил дугу в пространстве, наполненном ароматами сирени, и с воплем: «Пацаны, не мочите, я не виноват, меня заставили!!!» — сбил с ног расслабившегося Вовку Струве. Тот рассвирепел, схватил поганца за шиворот, наградил серией оплеух хорошо поставленной левой и обиженно закричал:
— Коптелый, блин, ты хоть смотри, куда кидаешь!
— Закон тяготения! — заржал Коптелый, вываливаясь из темноты.
— Да мне плевать, куда вы там тяготеете! — орал Вовка, подпрыгивая вместе с орущим шибздиком. — Он мне ногу оттоптал! — и швырнул проходимца, словно волейбольный мяч, скучающему Антону.
Тот принял подачу, захохотал сатанинским смехом и принялся выбивать из хулигана дурь. И ведь почувствовал Леха одним местом, что это только начало, завлекалово, так сказать, то ли еще будет! Он метнулся к правой дверце своей машины, распахнул ее, выхватил из-под сиденья беспощадный и брутальный гаечный ключ! И в тот же миг вздулась, напряглась темнота, опоясывающая парковку, словно гной прорвался сквозь созревший чирей — и полезла всякая нечисть! На четверых друзей неслась толпа — молчаливая, страшная! Рыл восемь, не меньше! Спереди, сзади! Молодые парни — широкоформатные, с упитанными «шайбами», явно не местные. Видимо, ждали за углом да по кустам удобного момента, но никак не ожидали, что Леха будет не один, а с друзьями! Как хорошо, что под боком есть друзья! Воцарилось что-то несусветное, жуткое. Заорали все — и нападающие, и те, кто подвергся атаке. Хрипел Антон — не разбегаться, спина к спине! Ну-ка, дети, встаньте в круг! Отчаяние и мысль о том, что их раздавят, удесятеряли силы. Выжить — любой ценой!
— Мочи ублюдков!!! — взревел Коптелый — и понеслось!
Дрались всеми конечностями, головами — яростно, напористо. Леха выбежал из круга — если будет так махать гаечным ключом, то и своим достанется! Он крутил увесистой штуковиной с длинной рукояткой, рычал что-то непереводимое. В полумраке мелькали сосредоточенные рожи неприятельского войска — небритые, с воспаленными глазами, пыхтящие перегаром. Такие деловые, словно верхом на драконе летят! Двое шарахнулись, когда он завертел ключом, словно булавой. Третий не успел, перепало по скуле, треснула кожа, шрам на всю жизнь! Не беда, шрамы уродуют лицо, но украшают рожи! Противник отвалил куда-то в сторону, усердно тренируя голосовые связки, а Леха, входя в исступление, двинулся вперед, чтобы прорвать кольцо блокады. Легкая отмашка — и соперник корчится в агонии. Рассекающие движения влево, вправо — огрел кого-то по хребтине. Тоже оказался легкоранимый человек — завопил горластой выпью, принялся кататься по земле. Леха впал в безумство, в какой-то бесконтрольный раж — и в один момент обнаружил, что вокруг никого нет, разделался со всеми «своими». Какие-то тела ползали по земле, пытались приподняться. С победным воплем он кинулся на помощь друзьям — а тем его поддержки в эту трудную минуту так не хватало! Антон колотил пудовыми кулаками бритоголового хмыря и не видел, как сзади подкрадывается еще один, обнажается «сажало», поблескивают грани в свете фонаря. Вовка Струве разделался с обидчиком — тот сидел, привалившись к машине, держался за голову, раскачивался, как китайский болван. Он вложил в это дело всю душу, а на второго соперника сил уже не осталось — отступал, прикрываясь от ударов, кровь сочилась с губ. Шура Коптелый мочился с кем-то на равных, оба матерились, как в казарме, отвешивали зычные затрещины. Леха налетел, как дракон — перерубил предплечье, и «сажало» со звоном запрыгало по асфальту. Добил кулаком, послав в глухой нокаут, а нож пинком отправил под ближайшую машину. Навалился на соперника Вовки — «разводилом» по печени, обеспечив яркие впечатления… Взревели всей ватагой, кинулись добивать уцелевших! Впрочем, до греха не доводили, остановились в самый острый момент, переглянулись как-то диковато и громогласно завопили: «А теперь мочи их, пацаны! Всех отправить в земельный отдел!» И столько ярости было в этих воплях, что всполошилось побитое войско — сейчас на полном серьезе убивать будут! Кто-то уползал, кто-то брел на своих двоих, хватаясь за воздух, оставляя на асфальте кровавые дорожки. Кто-то волочил перебитую ногу. Испуская мучительные стоны, матерясь сквозь выбитые зубы, разгромленная, униженная рать проваливалась в темноту. Тащился последний, держась за отбитый бок — его вело на сторону, ноги не слушались.
