Виктор подался вперед и взял ее за руки.
— Чем я здесь занимаюсь? Выписываю сиропы от кашля и успокаивающие средства истеричным женщинам. Даже от хирургии я не получаю удовлетворения, ибо не могу преодолеть границы своего знания. Так много еще предстоит открыть! Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да, — ответила она. — Тебе следовало уехать в Шотландию.
Он отпустил ее руки и вскочил.
— Я не то имею в виду. Лабораторию, которая ждала меня в Эдинбурге, можно легко оборудовать в Уоррингтоне.
— Тогда что же ты имеешь в виду?
— Что я хожу кругами. Я предался горечи, разочарованию и стою на месте. К чему бороться, когда единственное, чего я хочу больше всего на свете, мне все равно недоступно?
Дженни тоже встала и коснулась его руки.
— Значит, мне суждено стать причиной крушения твоих надежд?
У моего прадеда был такой вид, будто его ударили. На его лице отразились шок и ужас. Постигнув смысл ее слов, он, поддавшись безумному порыву, обнял Дженни.
Дженни не сопротивлялась. Прижав голову к его груди и закрыв глаза, моя прабабушка наслаждалась этим мгновением и сдерживала слезы, думая о своем горьком счастье.
— Что я имел в виду? — пробормотал он, коснувшись губами ее волос. — Как мог я быть столь эгоистичным, чтобы ранить тебя таким бредом? Дженни, ах, Дженни, для меня нет ничего важнее, чем твое счастье… — Виктор сильнее привлек ее к себе, словно стараясь унять боль. — Как мог я говорить подобные вещи, если знаю, что твоя жизнь должна быть такой же несчастной, как и моя! И ты безропотно страдаешь, а я жалуюсь на судьбу! Право, я совсем недостоин тебя…
Они прижались друг к другу и долго так стояли, образуя трагический силуэт на фоне горевшего камина. Наконец Дженни с большой неохотой немного отстранилась и взглянула на него.
— Чувствовать твое прикосновение, — прошептала она. — Чувствовать, когда твои руки вот так обнимают меня… это…
Виктор наклонил голову, будто собираясь поцеловать ее, но застыл.
— Тебе сейчас лучше уйти, любовь моя, — сказала она. — Они скоро вернутся домой. Виктор, нам подобное запрещено, каким бы ни был Джон, он мой муж, и я должна остаться ему верной ему. Нам не суждено целовать друг друга. А если мы поддадимся минутной слабости, то к чему это нас приведет? Что мы тогда позволим себе в следующий раз, затем еще в следующий раз, если продолжим встречаться?
Дженнифер высвободилась из его объятий и серьезно посмотрела на него.
— Виктор, нам больше не следует оставаться наедине, ибо я могу потерять власть над собой. И тогда к нашим несчастьям прибавится чувство вины.
Мой прадед стоял, словно скорбящий у могилы, опустив руки по швам, с каменным лицом. Дженнифер все смотрела на него, ее миниатюрное тело вздрагивало, глаза наполнились слезами, и оба стояли так до тех пор, пока не скрылись из виду.
Малая гостиная давно исчезла, и я снова осталась в пропахшей плесенью кладовой бабушки. Простыни закрывали мебель, ковер был свернут, стол и грязноватые стены покрылись пылью. Мне понадобилось лишь несколько секунд, чтобы вернуться из 1892 года, и тем не менее я чувствовала себя совершенно разбитой, будто совершила это путешествие пешком.
Закрыв дверь малой гостиной, я, спотыкаясь, вышла в коридор, довольная царившими в нем прохладой и мраком, которые словно укутали меня успокаивающим покрывалом. В ушах отдавались последние слова разговора Дженни с Виктором. Как Дженни была счастлива, что ее любил такой человек! Я подобного никогда не испытывала. Или… испытывала? Неужели Дуг мне как раз это предлагал, и как глупо я поступила, отвергнув его?
Громкий стук над головой прервал мои размышления. Вспомнив, что бабушка должна была позвать меня, постучав тростью по полу, я быстро поднялась наверх и заглянула в ее спальню.
Бабушка крепко спала, опустив голову на подушки.
Новый стук заставил меня покинуть ее комнату и затворить дверь. Ну конечно же! Это стук не из настоящего, а из прошлого. И он раздавался в ближней спальне.
Дверь в нее уже была широко распахнута, открывая взору обстановку викторианской эпохи. Снова все обновилось и сверкало, стены были оклеены обоями, ковер и занавески казались совсем новенькими, в камине горел огонь. Я не без интереса обнаружила, что место газовых ламп заняли электрические. Припомнив лампочку в коридоре, я предположила, что современный век одержал хотя бы одну маленькую победу над необузданным мистером Таунсендом. У камина стояло кресло, обитое красным бархатом, подлокотники были обтянуты белым материалом. В этом кресле сидела Дженнифер, ее миниатюрные ножки покоились на небольшой обитой красным бархатом скамеечке. Дженни смотрела вдаль.
